Ветер полнолуния. Дмитрий Байдак

есть такое. повторяю это общество детей капитана лебядкина. дадаграф серега его основатель. его основатель, штаб-квартира общества находится в перми. пермь. город такой. в россии. страна такая. достаточно. второе и последнее структурное предупреждение: здесь и далее нет ни одной опечатки. повторяю: ни одной а то уже отчасти замаяли.

      вперед.

      все-таки предисловие кончилось.

      автор с уважением.

      Еленино лето (1991)

      «Я помню – это был не сон…»

      Я помню – это был не сон

      и это не был грех:

      мы пили кислое вино

      под темноту и смех.

      Потом сидели на краю

      извилистой реки;

      она вила печаль свою

      а мы – свои стихи.

      Печаль стихами налилась,

      как звуками – лучи,

      и мы молчали на краю

      извилистой ночи.

      «Рассыпались алые камни…»

      Рассыпались алые камни

      твоей золотой диадемы

      Их гнезда поманят и канут,

      как мир обедневшей богемы,

      где моль, перешитые платья,

      подшивки немодных журналов,

      и чем-то облитая скатерть,

      что лучшее время знавала.

      А ты – как твоя диадема,

      а я – как оброненный камень.

      И, в общем, исчерпана тема

      не нами…

      «В пунцовую стыдящуюся щеку…»

      В пунцовую стыдящуюся щеку

      тайком целует лето свой излом.

      Целует золотую подоплёку,

      поит ее из облака дождем.

      Старик-Июль ведет по паркам Август

      и объясняет краски и цвета;

      несут деревья изумрудный парус,

      чешуйчатый, как листьев суета.

      Уже проклеймена рябина красным

      в честь будущего рабства сентября.

      Никто не слышит просьб ее напрасных —

      все губы славу Августа трубят…

      Птица ночи

      Я – птица ночи,

      летящая вечно с востока

      на запад. Нет для меня

      сети широт над приманками

      ваших столиц.

      Песня моя высока

      и пронизана слогами «ОМ»,

      когда бьются хрустальные сферы

      и падают грудой осколков —

      миров. А когда всеобъемлющий Вишну

      клеит судьбу фараонов династии Цинь,

      колкие блестки маразма

      втыкая в подушки гаремов, – я

      первой смеюсь.

      Сколько разрезано мной

      липкой космической пыли!..

      Лучшие плато ацтеки

      мне предлагали, но я

      им отказала и перья

      лишь чистила в розовых Андах.

      Вместе с кометой Галлея,

      Солнце отрезав от Марса,

      Землю хвостами окутав, —

      только людей испугала…

      Сидя на портике трона

      Того, кто промышляет твореньем,

      я подглядела таблицы

      пересечений времен и событий

      с Землею. Долго ж не верил Мишель

      моим шепотам тихим!

      В келье у тусклой лампады

      строки ложились. И годы,

      и незнакомые лица

      падали каплями воска в Книгу

      без черновиков…

      Тиль Уленшпигель

      Спазмом скомканный пласт

      эластичного кирпича

      оторвался и сгинул в ущелье кармана.

      Гула кованый глас

      опроверг меня и замолчал,

      не найдя в силлогизме своем никакого изъяна.

      Ночи скользкий кронверк

      синий мох полоскал в волне,

      в пять петель и еловый дух топоров скорбя.

      Шпиль померк,

      проколол облаков кашне

      и котята звезд его, как сосок, теребят.

      Бастионы лет

      тешет дня шуга,

      и размыт гранит, и тревожит Тиль;

      Клаас входит в клеть,

      и стучит пурга

      из его костей в мой высокий стиль.

      Портрет ночного дождя

      Портреты дождей

      загрунтованы вязким туманом ночным,

      как лики вождей —

      благородными