Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки. Кейтлин Моран

прочему страдает энурезом.

      Тем не менее это моя собака и в некотором смысле мой единственный друг.

      – Все путем, старушка! – сказала я, утирая нос рукавом и решив снова стать веселой. – Мы запомним сегодняшний день!

      Утерев слезы, я вхожу в дом через заднюю дверь. Мама возится на кухне, заканчивая приготовления к «празднику».

      – Ступай в гостиную! – говорит она. – Жди там! И не смотри на торт! Это сюрприз!

      Гостиная битком набита моими братьями и сестрами. Они везде! В 1988 году нас было шестеро, к концу десятилетия уже стало восемь. Моя мать, словно конвейер, производит маленького, крикливого ребенка каждые два года, регулярно, как часы.

      Кэз – на два года младше меня, рыжая нигилистка – лежит на диване. Она не сдвигается ни на дюйм, когда я вхожу. Мне некуда сесть.

      – Гм! – говорю я, показывая значок на лацкане пиджака. На нем написано: «Это мой день рождения!!!»

      Я и думать забыла о слезах. Жизнь продолжается.

      – Это все равно закончится через шесть часов, – безразлично говорит она, не двигаясь с места. – Почему бы нам не покончить с этим фарсом прямо сейчас?

      – Только шесть часов веселья и осталось! – говорю я. – Шесть часов веселья в день рождения. Кто знает, что может случиться!

      На самом деле я безгранично позитивна. Я обладаю энтузиазмом умственно отсталой.

      Мое любимое место в мире – южный пляж Аберистуита, на который выходит канализационная труба.

      Я искренне верю, что наша новая, глупая собака – это реинкарнация нашей старой собаки, даже несмотря на то, что наша новая собака родилась за два года до того, как старая собака умерла.

      – Разве вы не видите, она смотрит на нас глазами Спарки! – утверждаю я, глядя на новую глупую собаку. – Спарки по-прежнему с нами!

      Кэз презрительно протягивает мне поздравительную открытку. Это моя фотография с подрисованным носом – он составляет примерно три четверти лица.

      «Помни: ты обещала съехать, когда тебе исполнится восемнадцать, так что у меня будет своя комната, – сказано там. – Осталось всего пять лет! Если ты не умрешь раньше! С любовью, Кэз».

      Уине девять лет, и ее открытка, как ни странно, тоже напоминает мне о моем неизбежном отъезде и ее заселении в мою комнату.

      Пространство действительно в большой цене в нашем доме, о чем свидетельствует тот факт, что мне до сих пор негде сесть. Я уже почти готова сесть на моего брата Эдди, когда заходит мама, держа в руках тарелку с горящими свечами.

      – С днем рождения тебя! – поют все.

      Мама наклоняется ко мне, сидящей на полу, и ставит передо мной блюдо.

      – Задуй и загадай желание, – радостно говорит она.

      – Это не торт, – говорю я. – Это багет.

      – Начиненный сыром филадельфия! – бодро заявляет мама.

      – Это багет, – повторяю я. – И здесь всего семь свечей.

      – Ты все равно уже слишком взрослая для торта, – говорит мама и сама задувает свечи. – И каждая свеча считается за два года! Тогда получается 14.

      – Да ладно тебе