Фаворит. Сотник. Константин Калбазов

душистого чая. Все, задерживаться в доме дольше не стал. Марфа все не знала, как наглядеться на сыночка, квохтала вокруг, как наседка, и всячески старалась ему услужить. Все от чистого материнского сердца. Вот только Ивана это откровенно тяготило, да и злило, что греха таить.

      Вырвавшись из родительского дома, поспешил к себе. Работа там уже завершилась. Не сутками же напролет трудиться. Сейчас темнеет поздно, так что заканчивают еще засветло. Но если судить по тому, что Архипа дома не было, ожидал он сына на его же подворье. Отец вообще через эту мастерскую перестал быть домоседом. Вон и кузницу в доме разобрал. Ни к чему она теперь, только лишнюю подать платить.

      – Явился, кобель, – окинув взглядом вошедшего во двор сына, не здороваясь, хмуро бросил Карпов-старший.

      Они с кабальным Серафимом устроились на лавке под окнами дома Ивана и за степенной беседой распивали кувшин пива. А что такого? После тяжкого трудового дня очень даже не повредит. Если, конечно, не злоупотреблять.

      – Здравия тебе, батюшка.

      В ответ тишина.

      – Здрав будь, Иван Архипович, – поднимаясь, поздоровался Миронов с поклоном.

      – Здравия, Иван Архипович, – поздоровалась вышедшая на крыльцо жена Серафима, Дарья.

      – И вам здравия, – ответил Иван супружеской паре, силясь понять, насколько сильно обижен отец.

      Женщина бросила взгляд на Архипа, покачала головой и поспешила скрыться в доме. Муж ее забрал повод лошади из рук Ивана и повел животину на конюшню. Оно и при деле, и от глаз господских подальше. Ясно же, что хозяева сейчас разругаться могут. А при таком посторонним лучше не находиться.

      – Батя, ты чего? – наконец спросил Иван.

      – А ничего. Все люди как люди, вернулись из похода и прямиком в отчий дом. Вон по слободе где праздник, где поминки. И только у одних нас не пойми что.

      – Батя, не начинай.

      – Не начинай? Вот расскажи отцу, бестолочь, где ты был?

      – Ну, батя. Ты о том уж на всю округу раструбил, – отмахиваясь от отцовской обиды и устраиваясь рядом, ответил Иван.

      Потянулся к кувшину. Налил пенящееся пиво в высокую керамическую кружку и отпил добрый глоток. Хорошо-о. В меру прохладное и… вкусное, йолки!

      – Вот ты, батя, на нее все косишься, а она, между прочим, к тебе со всем уважением. Иначе как Архипом Алексеевичем не величает. Даже когда мы одни. Ну любит она меня, батя. Понимаешь? Любит. Да только любовь та лишь воровской быть и может.

      – Ну а ты ее? – успокоившись, поинтересовался отец.

      – А я ее уважаю, батя. И если еще раз намек от тебя услышу, что она подстилка иль шлюха, не обессудь.

      – Что, опять на отца руку поднимешь? – вздернул бровь Архип.

      – Повзрослел, чай. Ветер в голове уж не свищет. Уйду я, батя. На этот раз взаправду уйду.

      – Уйдет он. Вот ты о ней печешься, а она тебя подле себя держит и семьей обзавестись не дает. А мы с мамкой уж внуков хотим.

      При этом Ивану где-то даже совестно стало. Ведь есть у них внучка. Но об этом лучше помалкивать.