День Рожденья – Запрещамбель!. Никита Владимирович Смирнов

из чулана, он посветил фонариком в камин, но увидел лишь закопченную кирпичную кладку.

      – Видал, Хома? Куда он пропал? Вот это трюк! Офигеть!

      – Он туда… Я только даже это, не успел того… Надо позвать Светлану Евгеньевну, – пролепетал Хомяков. И ребят.

      – Говорил я тебе, что не простое это место. Так, ты, короче, беги, зови ребят, а я здесь подежурю. Вдруг он еще чего выкинет.

      – А не боишься?

      – У меня рогатка есть. Если что – как вмажу! Ты давай, скорее зови всех!

      – Ла-адно.

      Хомяков ушел, не забыв, впрочем, прихватить бублики, ошарашенный Горшков шарил глазами по комнате, ища другие признаки страшного злодеяния или запутанного преступления, которое ему предстояло раскрыть. Он чрезвычайно гордился тем, что прочитал три тома Конан Дойля и с тех пор не расставался с лупой, при первом удобном случае вынимал ее из кармана, пытаясь определить, кому принадлежал огрызок яблока в столовой или соринка на парте. В последнее время, правда, никаких злодеяний не совершалось, и лупа служила в основном для прожигания дырок в деревянных поверхностях. Сделав несколько кругов по комнате, он решил, что надо вооружиться посерьезнее. Сняв с крючка кочергу, он помахал ею перед камином. Приняв позу бейсболиста, он застыл с кочергой в руке, прислушиваясь.

      Однако минуты через две затекли руки. Хомяков и ребята будто пропали, из камина не доносилось ни звука. Петя решительно размотал рогатку, выбрал шарик поувесистее, тщательно прицелился в черноту камина и выстрелил. Однако вместо щелчка раздался глухой «фуп», как если бы он выстрелил в подушку. И шарик пропал!

      – Ну все, теперь я сам с этим разберусь! – сказал вслух Горшков и шагнул через решетку.

      VI

      Хомяков тем временем пробирался к своим. Пройдя половину комнаты, он обнаружил у стены широченный диван, а также то, что очень устал. «Присяду-ка ненадолго», – подумал он и, обняв пакет с бубликами, утонул в куче подушек. Подушки были пыльными, но никогда еще Сева не чувствовал себя так умиротворенно. Съев по случаю пяток бубликов, он и вовсе разомлел, а там и заснул.

      Проснулся он от чего-то мягкого, трогающего его за плечо. Открыв глаза, Сева увидел перед собой Афанасия Ивановича.

      – Вы устали, молодой человек? Это случается, – предобрейшим голосом сказал тот, высвобождая Севу из мягкого плена.

      – Пойдемте, экскур-рсия пр-родолжается, ваши коллеги ждут вас. Вперед, ать-два!

      Хомяков смотрел на хранителя, и в памяти всплывали камин, мышь и исчезновение Горшкова. Но он отогнал от себя эти мысли, решив, что это ему приснилось в то время, когда он сладостно дремал на диване. Вместе с Афанасием Ивановичем они вошли в зал, где ребята уже разобрались по кучкам, обсуждая что-то. Афанасий Иванович мягко хлопнул в ладоши:

      – Дор-рогие др-рузья, мы пр-родолжаем! Зрелые годы Ильи Антоновича проходили в селе Большие Бубенцы, где он получил в наследство от тетки имение…

      И только наблюдательный Великанов заметил, что