С Лубянки на фронт. Анатолий Терещенко

границе Советского Союза. Начальник Особого отдела НКВД СССР Киевского особого военного округа А.Н. Михеев забил тревогу. Он понимал, что в случае войны на западе округа, при глубоком прорыве противника на советскую территорию, его не удастся надолго задержать силами пограничных застав. А укрепления на новой границе – «линия Молотова» – строились так медленно, как говорится, – ни шатко ни валко, что исключало возможность завоза вооружения и боеприпасов в недостроенные ДОТы, ДЗОТы и другие укрепленные сооружения.

      Ответственным за инженерное оборудование новой границы являлся Г.К. Жуков, и Анатолий Николаевич писал в Москву докладную за докладной, но все его тревожные замечания уходили, словно вода в песок. Москва загадочно молчала – не отвечала на серьезную информацию начальника военной контрразведки округа, человека, который понимал толк в фортификационных сооружениях: закончил ведь военно-инженерную академию!

      Дело, конечно, было не только в личной инициативе командующего округом, а в содержании советской военной стратегии, не предусматривавшей исключительно оборону.

      Однажды, это было утром в середине августа сорокового года, накануне отъезда Михеева в Москву на повышение, он, предварительно позвонив командующему округа, спокойно вошел в его кабинет. Доклад касался серьезных нарушений в режиме секретности в одной из дивизий шестой армии – с утратой или хищением, выяснилось, важных штабных документов.

      Прочитав справку, Жуков неожиданно обжег комиссара госбезопасности колючим взглядом и бросил:

      – Тут есть и ваша вина в том, что в сохранности важных секретов появились большие прорехи.

      У Михеева, всегда спокойного по натуре, заходили желваки. Нет, он не стушевался, а достойно ответил:

      – Товарищ генерал армии, если бы мы не охраняли специфически секреты в наших вооруженных силах, то и не смогли бы выявить преступления. Сейчас мои оперативные работники подключились к поиску канала утечки и установления виновных. И мы выясним подробности случившегося ЧП. Я доложу вам и своему непосредственному начальству…

      – Ну, ищите, ищите, – проскрипел недовольный Жуков, понявший, что Михеев не тот человек, которого можно смять или сломать.

      Решив ряд других вопросов, Анатолий Николаевич без настроения покинул кабинет командующего. Разгорался яркий солнечный день. Дневное светило поднялось уже достаточно высоко. Оно не столько озаряло пространство, сколько претендовало на скорый полуденный зной, нагревая до плавления в некоторых местах асфальтное полотно. Подходя к машине, он услышал слова знакомой песни: «Если завтра война», доносящиеся из открытого окна соседнего здания. Ветерок трепал полотна тюлевых штор, вырвавшихся порывами сквозняка двумя половинками на волю.

      Он любил эту песню и, услышав только четвертый куплет стихотворения Лебедева-Кумача, которое стало мужественной мелодией через музыку композитора Покраса, сел в свою любимую эмку. А через опущенное стекло дверцы доносилось:

      Мы