Танцы с медведями. Майкл Суэнвик

самые смутные воспоминания. Она умерла, когда ему и трех не было, но к кухонному лифту он питал большую привязанность, ибо именно это устройство впервые открыло ему, что в доме полно не предусмотренных проектом тайных проходов.

      Юноша втиснулся в кабинку медленно, бесшумно, перехватывая руками веревку, стал подтягивать себя на второй этаж.

      Несложное путешествие заняло много времени, поскольку важнее всего была скрытность. Когда лифт достиг конечного пункта, Аркадий не шевелился еще двадцать долгих вдохов, прислушиваясь к любому шороху. В щелки по периметру двери не просачивалось ни капли света. Наверное, Жемчужины спят. А это означало, что ему придется будить их с величайшей осторожностью, чтобы они не перепугались до смерти, обнаружив у себя в комнате непрошеного гостя.

      Наконец он аккуратно толкнул дверь. Медленно поставил ногу на край проема. Едва дыша, встал.

      Пара затянутых в перчатки лапищ схватила его за горло, и голос, который мог принадлежать только неандертальцу, прорычал:

      – Прощальную речь приготовил, парень?

      Аркадий захрипел.

      – Не думаю, – ответил он и беспомощно бился в хватке чудовища.

      Неандерталец не отступал.

      – Пожалуйста, – ухитрился выдавить Аркадий. – Я должен рассказать…

      Толстые, как сосиски, пальцы заставили его замолчать. Перед глазами у Аркадия все поплыло, в груди взорвалась боль. С глубоким удивлением он сообразил, что сейчас умрет.

      Чиркнула спичка, и вспыхнула масляная лампа, осветив сбившихся в кучку Жемчужин в до обидного целомудренных фланелевых ночнушках. Их предводительница Зоесофья подняла лампу, чтобы разглядеть лицо Аркадия.

      – А… юный полудурок, – сказала она. – Не убивай его, пока мы не услышим, что он хочет нам сообщить.

      Глава 3

      Светало.

      Довесок проснулся под незатейливые звуки жизни маленького городка: отдаленное биение громадного сжимающегося зеленого сердца водонапорной станции, пение птиц, блеяние овец и коз и мычание коров, выгоняемых из хлевов.

      – Е-е-е-есть! – блеяли овцы.

      – Уу-у-утро! – мычали коровы.

      У этих животных в словаре имелось лишь пять или шесть слов, что вряд ли способствовало межвидовой коммуникации. Довесок часто думал о подобных странностях. Наверное, давно почивший ученый, решивший, что им необходимо выражать столь очевидные эмоции, был поверхностным человеком и, более того, никогда не бывал на ферме и не держал у себя никаких домашних питомцев. Но прошлое есть прошлое, и с ним уже ничего не поделаешь.

      Довесок потянулся и вылез из кровати. Их с Даргером маленькая комнатка помещалась прямо над конюшней. Обычно помещение использовалось под склад, и это ничем не маскировалось. Но гостям дали крепкие кровати и свежее белье, а в тазике на тумбочке плескалась чистая вода. Довесок в свое время видывал места и похуже.

      Даргер уже встал и ушел, поэтому Довесок оделся и направился в главную часть дома, насвистывая по пути.

      Анна Львовна Левкова, ее дочери,