Правда гончих псов. Виртуальные приключения в эпоху Ивана Грозного и Бориса Годунова. Владимир Положенцев

любезная, – шептал Иван, – что не уберег. Всю жизнь мстить за тебя буду. Дочь Темрюка душу не греет. Дика больно. Она ить избранный отряд создать насоветовала. Теперь сам боюсь своих опричников. Того и гляди на пики поднимут. Устал, нет мочи более.

      Вытер рот рукой, сел перед иконой по-турецки, подпалил еще одну свечу. Дышать в тесной норе было тяжело, но он, обливаясь потом, терпел. Вдруг зло улыбнулся:

      – Бояре надеются, к Елизавете сбегу, а они тут от радости плясать станут. Во! – показал он кукиш. – Не дождутся! О Руси думаю, не о себе. Пропаду и государство пропадет. Кто править будет? Сын Иван? Глуп слишком. Однажды предлагал, дума не согласилась. Двоюрник Владимир? Так он мозгляк, ничтожество, тут же Москву полякам сдаст. И прощай православная Русь, к церквям католические кресты приделают. Земские бояре князя поддержат, а опричники нет. Грызня начнется, смута. Володька в ней первым и сгинет. А-а… Захарьины из щелей повылезают. Как же – дочь их Анастасия с царем обвенчана была. А вот им, – царь опять сделал кукиш, – захудалый род, только при мне и поднялся, а теперь опять в язвине. Нет, не дождетесь!

      Иван уже забыл, что разговаривал с Анастасией. Его всего трясло, на уголках рта появилась пена. Пнул ногой свечи под образом, оказался в кромешной темноте. Ударил кулаком в потолок:

      – Отворяй, бездельник!

      Люк в подклеть тут же распахнулся, в него просунул голову стряпчий Василий Губов:

      – А чего темень-то?

      – Тебя не спросили. Руку дай, дурень.

      Выбравшись из подвала, царь снял скуфейку, оббил ее о плечо Губова.

      – Думный дьяк Тимофей Никитин к тебе просится, – сказал стряпчий, отряхивая монашескую накидку царя. – Всю ночь, говорит, скакал не жалея коня.

      Государь оттолкнул Василия, вытер скуфьей лицо, бросил на пол.

      – Чего ему надобно?

      – Не знаю, – развел руками Губов. – Тебя желает видеть по неотложному делу.

      – Помолиться спокойно не дают, – проворчал царь. – Ладно, вздремну немного, потом приведешь.

      – По неотложному! – поднял палец вверх стряпчий.

      Царь сплюнул, вспомнив что в храме, перекрестился.

      – Никакого покоя мне грешному. А ежели сбегу от вас к англицкой Елизавете, что будете делать, и там достанете?

      – Не покидай, государь, пропадем.

      – То-то. Бес с тобой, веди Тимошку. Но ежели дело пустое, обоих велю комарам в лесу скормить. Али в пруду слободском утопить.

      – Там и так ужо рыбы на покойниках от жира лопаются.

      – Пшёл! Ишь, осмелел, выхлест сучий.

      Губов скоро поклонился, убежал. К государю вышли чернецы из-за алтаря. Иерей Евлогий нес серебряную тарелку с пресными просфорами для помина и причастия.

      Иван покривился, полоснул злым глазом. Монахи тут же скрылись.

      Колокол бил по голове, словно молотом.

      – Звонаря уймите, разошелся! – крикнул он им