Моцарт в Праге. Том 1. Перевод Лидии Гончаровой. Карел Коваль

Да, приятель, так играть – это уж что-то нечеловеческое, это чудо какое-то. Как я теперь прикоснусь к клавиру после сегодняшнего вечера? Не знаю, не знаю, не знаю. Эти прекрасные несколько дней будут мне освещать всю мою жизнь, как Вифлеемская звезда. То, что я делал до сих пор – это было ничто, первые неуверенные детские шажочки. Вот теперь я начну по-настоящему. Ты вспомнишь мои слова!»

      Они зашагали по белой улице вниз к Малой площади и исчезли, занесённые снегом.

      Моцарта встречали у Ностицов с распростёртыми объятьями. Такое могло лишь во сне присниться, однако, всё было явью – руки-то стонали от пожатий по-настоящему.

      В ответ восторгам, которыми его осыпали, он рассказал:

      «Что я? Да ничего, всё это само собой разумеется, а вот публика меня покорила, просто взяла за сердце. Потому я так и разыгрался. Когда я был ещё маленьким ребёнком, я сочинил одно очень сложное произведение, над которым мой отец долго размышлял, а потом сказал, что будет чудо, если сможет кто-то его исполнить.

      В моём же детском представлении чудом был сам концерт, но одного этого было мало, должно быть два чуда: одно создаёт тот, кто играет, а второе чудо – публика на концерте. Вот сегодня вечером я, наконец-то, пережил такое чудо. Лучший вечер в моей жизни.

      Полное единение с публикой. Общее чувство, общее понимание. Потому я играл так радостно. И готов играть заново! Да-да, я чувствую себя полным сил, таким свежим и бодрым, как после прогулки по лесу. Могу сейчас же продолжить играть, хотите?»

      Ностиц обрадовался:

      «Какой вы милый, Моцарт! Не заставляете себя упрашивать, сами предлагаете, опережая наши просьбы».

      Моцарт ответил:

      «Конечно, потому что для меня самое большое удовольствие – играть. Я счастлив, когда могу играть. Мои пражане меня понимают. Я говорю, мои, сегодня вечером я чувствовал, что меня любят, что я им принадлежу. Это не был для меня обычный концерт, это было семейное торжество. Я могу только повторить: мои Пражане меня понимают».

      Стробах переглянулся с Кухаржем. Их глаза сладко сощурились, будто они только что пропустили по бокальчику хорошего вина. Оба предвкушали, как назавтра станут всем подряд, друзьям и знакомым, рассказывать об этих словах маэстро, чтобы к вечеру субботы вся Прага знала, как о них рассуждает Моцарт.

      Долго за полночь горел свет в окнах Ностицова дворца на Кампе, клавир звучал под пальцами Моцарта, радуя внимательных слушателей новыми красотами. И хотя они имели сегодня так много музыки, они хотели ещё и ещё, продолжения фантазий гения, обладавших необыкновенной волшебной силой.

      Когда Моцарт закончил играть, стал собираться к отъезду во дворец Туна, граф Ностиц подошёл к клавиру и произнёс торжественно:

      «Я запираю этот клавир навечно. Никто другой не будет удостоен чести дотронуться до его клавиш, так как не сумеет заставить его звучать так красиво, как вы, маэстро Моцарт».

      Он взял золотой ключ и запер замок. Белый клавир с золотым орнаментом стал теперь заколдованным музейным красавцем.

    &n