Ислам и мир: восток глазами классиков. Нурали Латыпов

сознание Хлебникова не просто как локально-пространственное понятие – часть Востока, но как концентрированное выражение природы, культуры, религии. Иран принял его как Гуль-муллу, и он передал в своей поэме лично пережитое и прочувствованное, погрузившись в мир, где

      Страна, где все люди Адамы,

      Корни наружу небесного рая!

      <…>

      Где молчаливому месяцу

      Дано самое звонкое имя

      Ай,

      В этой стране я!

      Подобное духовное зрение – бесценно. Я как человек отдавший много лет жизни служению Создателю в сане муфтия, могу с полным основанием говорить, что столь глубокая передача красок мусульманского мира, это не просто попытка некого пересказа, но бесконечно сложный процесс пропускания через себя реалий иного мира, поиск внутренних резервов русской души для постижения Востока в том, что для неё узнаваемо, наполнено древними знаками единства, исторического родства. И совершено справедливо Юрий Николаевич Тынянов в предисловии к I тому «Собрания произведений» поэта, говоря о принципах введения реального иранского материала в художественную структуру поэмы, отмечал: «В настоящем издании приводятся комментарии человека, знавшего Хлебникова во время его странствий по Персии, к его поэме «Гуль-Мулла» – и каждый мимолетный образ оказывается точным, только не «пересказанным» литературно, а созданным вновь».

      Когда мы говорим о синтезе Запада и Востока, важно учитывать именно эту способность идти не путем «пересказа», а путем глубочайшего синтеза, который убирает «перегородки между культурами и религиями, позволяет находить общечеловеческие ценности везде, где все спешат:

      Встречать чадо Хлебникова,

      Ему радуясь!

      Саул, адам

      Веры Севера.

      Саул тебе

      За твою звезду…

      И вот важный момент узнавания:

      «Наш!» – сказали священники гор.

      «Наш!» – запели цветы.

      – Золотые чернила

      На скатерть лугов

      Весною неловкою пролиты.

      «Наш!» – запели дубровы и рощи —

      Золотой набат, весны колокольня,

      Сотнями глаз в небе зелени

      Зорких солнышек —

      Ветвей благовест.

      И тонкое, лиричное в конце:

      Только «мой» не сказала

      Дева Ирана,

      Только «мой» не сказала она.

      Нурали Латыпов

      Я рад, что мы оба не сговариваясь приняли интуитивную поэзию Хлебникова, которая восходит к его глубокому и самобытному, отчасти физико-математическому восприятию, как реальности, так и языка, на которым он пытается передать всё многообразие мира, его простоту и человечность. В его путешествии по Ирану он находит много подтверждений единства мира и по-детски радуется этому.

      Садись, Гуль-мулла.

      Чёрный горячий кипяток брызнул мне в лицо.

      – Чёрной воды? Нет, – посмотрел Али-Магомет, засмеялся:

      – Я знаю, ты кто.

      – Кто?

      – Гуль-мулла. – Священник цветов?

      – Да-да-да.

      Вот она, «неслыханная простота» Пастернака, которая «всего нужнее людям». Вот