Ксандопуло Георгий. Өнегелі өмір. В. 37. Коллектив авторов

но и не малая сумма. Для сравнения – с Алгой договор составлял 40 тысяч.

      Поставленную задачу мы решили. Кажется, найденный тогда нами способ, используется и по сей день.

      Так, впервые по работе, я попал в Москву.

* * *

      Приехав очередной раз в Москву по делам с виАМом, я зашел в Институт химической физики АН СССР. Здесь я встретил сначала Юлия Гершензона, а потом и многих других – Александра Берлина, Владимира Веденеева, Олега Саркисова… Все они постепенно стали не только соратниками по работе, но и моими настоящими, верными и дорогими моему сердцу друзьями.

      Близко сотрудничали мы и с Н.С. Ениколоповым, В.Н. Кондратьевым, Н.М. Эммануэлем, Я.Б. Зельдовичем, позже – с Н.Н. Семеновым.

      Особенно сблизило нас участие этих больших ученых в организованных нами в Алма-Ате международных конференциях и симпозиумах.

      Неожиданно для себя я удостоился высокой чести – Директор Института Химической физики, Нобелевский лауреат Николай Николаевич Семенов пригласил меня в свой Институт заведовать лабораторией. Мой внутренний голос красочно расписывал, какая это счастливая возможность, какие научные перспективы открываются передо мной. Еще более доходчиво мне объяснили это мои московские друзья. Но… Я уже отказался: в Алма-Ате Университет только что выделил мне «двушку» – долгожданное собственное жилье; в Алма-Ате оставались мои соратники и ученики, которые поверили мне, надеялись на меня. До сих пор не уверен, что поступил правильно – возможно, и своим ученикам, и семье, и даже Казахстану я больше бы помог, окажись я в центре передовой науки. Но сложилось так, как сложилось. Я остался в Казахстане, который давно уже стал моей Родиной.

      На деловые отношения мое решение не повлияло. Мы продолжали сотрудничать.

      Так, благодаря ВИАМу и Химфизике развивались в двух направлениях мои связи с российской наукой и военнопромышленной комиссией при Совете министров СССР.

* * *

      Я подошел к двери, нажал на кнопку звонка, и в голове ураганом понеслись незнакомые мне мысли: «Что я делаю? Он – известнейший ученый, лауреат Госпремии, трижды Герой соцтруда, преемник Ландау в Академии наук СССР, и я принес ему на суд свое детище – свою диссертацию. Одним росчерком пера он сейчас может погубить нас обоих. Нет, конечно, это не будет означать конец всему. Я пойду работать дальше в раз и навсегда выбранном направлении, служить науке, но все же… Как сказал сегодня его ученик николай новожилов? «У тебя на все про все 10 минут. Больше он тебе не даст. Быстро излагаешь суть работы и ждешь. Если Яков Борисович подойдет к окну и будет грустно смотреть вдаль, скоренько собирай бумаги и уходи».

      Дверь мне открыла молодая приветливая женщина. Сняла со звонка мой палец: «Вы к Якову Борисовичу? Проходите. Провела меня в довольно большую почти пустую комнату. Из мебели запомнилась только школьная доска на стене. В центре комнаты – огромный, обшарпанный временем и локтями круглый стол. За столом Зельдович. Слушает