Уметь любить. Олия Светлая

для меня же он был просто дядя Толя, работал начальником по учебной части.

      – Олечка, вот смотри, теперь на все специальности математику сдавать надо, – уверенно и бодро говорит он, показывая мне какой-то Приказ.

      – Вот видишь, печать уже стоит.

      – Как, и на журфак теперь тоже? – растерялась я.

      – Да, на все специальности.

      Выйдя на улицу, я села на скамейку и загрустила. «Вот чёрт бы её побрал эту математику. И что мне теперь делать? У меня по ней тройка. Я же всё языки да литературу учу. Эх… Ладно, я обязательно что-нибудь придумаю. А пока надо с Жориком побольше времени проводить, он ведь уезжает скоро».

      – Ребята, я пойду Олю провожу и к вам вернусь. Она завтра в деревню уезжает.

      Жора попрощался с друзьями и подошёл ко мне.

      Проводя меня до двери, он нежно обнял меня, его губы коснулись моих, а я закрыла глаза от счастья, волнения и нежности. Его поцелуй был по-взрослому страстным и по-детски наивным. У меня он был первым. Всю ночь я не могла уснуть. Переживала, что мы будем редко видеться, потому что Жорик поступил в университет в Ярославль, а мне ещё надо было два года учиться в школе и осилить как-то эту математику.

      Вот и бабушке сказала, что не буду это лето в деревне, вернусь в Минск учить математику, иначе на журфак не поступлю.

      – А как же лето, отдых? – жалела меня она.

      – Не нужны мне каникулы, мне математику надо выучить.

      И вернулась в столицу.

      – Ирка, я в Минске. Мама нашла мне репетитора, буду всё лето здесь, так что можем ходить гулять, – говорю по телефону своей хорошей подружке.

      – Ольчик, тебя Жорик бросил.

      – Как бросил? Что ты такое говоришь?

      – Он ночь с Оксанкой провёл. Сказал, что с тобой у него всё равно близости нет. Давно встречаетесь, а тебя никак не уломать.

      – Ирка, подожди. Так мы же маленькие ещё, нам по шестнадцать всего. А Оксанка и того младше. И потом она же моя подруга. Как она так могла?

      – Вот так вот, Оля. Не плачь. Я сейчас приду к тебе.

      О моём разбитом сердце знал весь двор и, конечно, родители. Все поддерживали меня.

      – Конечно, она красивая, у неё глаза голубые, – рыдала я.

      – Красивая у нас ты. И умная, – успокаивал влюблённый в меня Стас. – А с ней он сама знаешь почему.

      Все свои эмоции, печаль, обиду и бурю чувств я выражала тогда в своих стихах. И мне становилось немного легче. Один из них посвятила этому лету, именно лету, а не Жорику:

      К тебе склоняюсь головой.

      И даже телом, и душой.

      Пройти с тобой хочу хоть миг,

      Судьбы опасной тусклый блик.

      Нет, нет, с тобой хочу я быть.

      Тебя хочу, как люди рая.

      Как месяц, ярко догорая,

      С тобой хочу по небу плыть.

      И, ощутив, божественный твой взгляд,

      Забуду обо всём на свете.

      Опасный и чарующий твой яд

      Напомнит всё же о коварном лете.

      Пожертвовать могу я всем земным,

      Что я имею в этом мире.

      Лишь только было б всё иным,

      Хочу я утонуть