Личинка. Мария Александровна Прокофьева

валил содержимое в макароны и начал быстро перемешивать.

      – Ничего-то ты без меня не умеешь, даже на кухне не справляешься!

      – Если бы ты мне хоть иногда помогал…

      – В чем это, интересно, я должен тебе помогать? Борщи варить? Полы мыть?

      Что-то я тебя не понимаю, Ия. Кажется, ты начинаешь путать женские и

      мужские обязанности! – Валерий упер руки в бока и стоял, покачиваясь из

      стороны в сторону.

      – Если бы я не работала, то тогда понятное дело, что и готовить бы успевала,

      и порядок наводить… А так получается, что я с утра до ночи в офисе, а потом

      еще с поварешкой бегаю. Хотя ты раньше меня на три часа домой

      возвращаешься, мог бы хоть иногда ужин приготовить.

      – Если тебя возмущает график моей работы, то могу и я домой приходить в

      восемь вечера, – чуть ли не прошипел муж, становясь пунцовым. – Вечно вы,

      женщины, всем не довольны: если муж много работает – плохо, вам

      внимания не хватает, пораньше домой приходит – опять не так, очень уж

      много свободного времени…

      – Валера, давай только без нотаций, хорошо? Иначе я за себя не отвечаю!

      Рана болела с каждой минутой все сильнее, даже в голове появилась

      какая-то тупая, но затем все более ощутимая боль. Сжимая зубы, Ия

      отправилась в прихожую, к тумбочке, где хранилась домашняя аптечка.

      Немного покопавшись, извлекла таблетки и баночку с зеленкой. Вернулась на

      кухню, проглотила таблетку, смочила вату. Тем временем, муж уже увлеченно

      пережевывал макароны по-флотски.

      – Что это такое? – неожиданно воскликнула Ия, удивленно глядя на руку и

      приподняв полотенце. Из рук мужа выскочила вилка и звякнула, ударившись

      об пол.

      1

      – Ты чего орешь? – Валерий нехотя поднялся из-за стола и подошел к жене.

      То, что он увидел, привело его в замешательство: на месте пореза

      красовалась глубокая рана, воспаленная и гноящаяся. В некоторых местах из

      раны продолжало что-то сочиться, но это была уже не кровь, а желто-зеленая

      субстанция, напоминающая подтаявший холодец. Кожа вокруг раны

      приобретала синеватый оттенок и собиралась грубыми морщинами: казалось,

      что она сильно обветрилась на холоде и начала отмерзать.

      – Ты это видишь? – в испуге спросила Ия. – Что это?

      – Не знаю… – пожал плечами муж. – Но не думаю, что нужно бить тревогу из-

      за всяких пустяков. Занесла какую-то инфекцию, вот рана и загноилась.

      – За три минуты?

      – Думаешь, такого не бывает? Вон друг наступил на ржавую железяку в

      огороде, так у него на следующий день нога распухла так, что в тапок не

      влезла. А у тебя ссадина воспалилась… Подумаешь! Помажь зеленкой, завтра

      и следа не останется!

      – Между прочим, крышка у банки не ржавая, да и болит рана уж очень

      сильно…

      – Вечно ты делаешь проблему на ровном месте, – продолжал бурчать муж. –

      Как будто не порезала себе руку, а как минимум сломала в двух местах. Не

      думаю, что небольшая ранка требует к себе такого внимания!

      Ия с сомнением взглянула на продолжающую ныть руку, затем смочила

      вату зеленкой и начала смазывать поврежденную поверхность. Ужасная боль

      тут же вонзилась в кожу тысячами иголок. Женщина снова вскрикнула.

      – Ты меня заикой сделаешь! – закричал Валерий, вскакивая со стула. – Совсем

      себя в руках держать не можешь!

      – Помоги мне, – ослабшим голосом произнесла Ия, протягивая мужу баночку

      с зеленкой и бинт. – Что-то у меня голова начала кружиться…

      – Очень уж ты восприимчивая, из-за пореза так себя накрутить…

      Повозившись немного с бинтами, Валерий закончил перевязку и убрал

      медикаменты. Оставив на столе немытую посуду и остатки макарон по-

      флотски, он взял с подоконника газету и ушел в зал. Ия с трудом присела на

      край стула и почувствовала в теле неимоверную тяжесть – казалось, что ноги

      стали весить в десять раз больше, чем весили раньше, а руки и вовсе

      невозможно было поднять. Аппетит, гнавший ее еще час назад с работы

      домой, исчез напрочь, осталось только одно желание – добраться до подушки

      и уснуть. Вот только ее почему-то начало знобить, но совсем скоро дрожь

      ушла на задний план, сознание заволокло туманом. «Надо бы убрать со стола,

      – проскочила здравая мысль и тут же улетучилась, – ну да ладно,