Царь-Север. Николай Гайдук

ноги, и не сразу как-то до него дошло, что это – красная и чёрная икра, которую он рассыпал из вёдер, приготовленных на продажу.

      Он уже взял карабин и хотел уходить, но тут же и остановился…

      «А где патроны? Ладно! Нет! – решил, вздыхая. – Много будет шуму!»

      Поставив карабин на место, Храбореев пришёл в сарай. Здесь было темно, только тонкою ниткой свет из поднебесья проникал – в игольное ушко невидимой какой-то прорехи в тесовой крыше. Пахло сеном, отрубями. Испуганный воробышек, панически пискнув, пулей выскочил из-под застрехи – крылья в тишине и в темноте затрепетали сухими листьями и словно бы осыпались где-то за дверью; затихли. Потирая небритое горло, затрещавшее грубой щетиной, он посмотрел на перекрытие – толстую балку. Если веревку закрепить – не оборвется. Антоха попытался верхней губой до носа дотянуться – детская привычка, говорящая о сильном волнении.

      А в это время на озере что-то странное стало твориться.

      Словно бы огонь заполыхал где-то в глубине. Тёмный лёд на середине сделался молочным и озарился радужными всполохами, похожими на колдовские цветы, вырастающие на середине озера. Беззвучно – как лезвие ножа сквозь масло – сгусток золотистого огня прошел сквозь лёд. Сделав круг по-над озером, чудная звезда влетела в дом Храбореевых – ничуть не опалив, не повредив бревенчатую стену. Покружившись по комнате, странный огонь остановился в изголовье женщины.

      Вздрогнув, Марья проснулась. Похолодела. «Полярная звезда» – она узнала игрушку сына – ярко мигнула в темноте и улетучилась. Ушла обратно в стену – только золотистое пятно ещё светилось несколько секунд.

      Марья подушку потянула, прикрывая больно забухавшее сердце. Отдышалась, ноги свесила на пол.

      – Антоша! – позвала. – Ты где?

      Часы в тишине равномерно постукивали. И вдруг часы остановились.

      – Антон! – губы её затряслись.

      И в это мгновенье двери в избу сами собою распахнулись, жалобно заскрежетав. Холодный воздух волнами повалил.

      Марью зазнобило, но не от холода – от страха. От необъяснимого ужаса. Накинув телогрейку, она торопливо пошла за порог и заметила все тот же странный летающий огонь, мигнувший в потемках над крышей сарая. Марья пошла туда. Запнулась обо что-то. Загремело пустое ведро.

      Храбореев замер.

      – Ты чего здесь? – угрюмо спросил перехваченным горлом.

      – А ты? – Глаза её расширились. – Ты что здесь?

      – Так… по хозяйству… Решил управиться…

      Марья обняла его. Затряслась в рыданиях.

      – Управиться? А обо мне подумал?

      Он заскрипел зубами.

      – Ну, не надо. Что ты?

      Окаянная веревка лежала под ногами – выпала. Обнимая Марью, он елозил сапогом по земляному полу – старался отодвинуть веревку за деревянный ларь с отрубями.

      – Пошли! – Храбореев повёл жену под руку. – Что подхватилась-то?

      Она молчала. И только после, когда лежали под одеялом, грелись тихим теплом друг