Океанский патруль. Книга первая. Аскольдовцы. Том 2. Валентин Пикуль

срывая халат.

* * *

      Когда рейсовый пароходик отвалил от стенки причала, она поднялась из каюты на палубу. Нетерпеливо расхаживая, она часто бросала взгляды на мостик, точно просила: «Да ну же, быстрее!» Но капитан, стоя у парусинового обвеса, равнодушно набивал трубку, и ему, казалось, не было никакого дела до этой женщины и до ее нетерпения. Он даже иногда замедлял скорость своего судна, уступая дорогу военным кораблям, и стрелка машинного телеграфа – Ирина Павловна видела это с палубы – ни разу не перескочила выше среднего хода.

      В высоком вестибюле военно-морского госпиталя ей выдали халат, почти такой же, какой она оставила в своем кабинете. Хватаясь за перила, она поднималась по лестнице. Вот и коридор третьего этажа.

      – Скажите, где палата номер семь?

      Пробегавшая мимо сестра махнула рукой в конец коридора:

      – А вот – прямо!

      И при мысли, что сейчас она его увидит, Ирина Павловна даже пошатнулась. Боялась увидеть его страдающим, боялась увидеть недвижимым, страшилась узнать правду.

      Двери, двери, двери… Вот палата пятнадцатая, а он лежит в седьмой. Четырнадцатая… тринадцатая… десятая… восьмая… Теперь уже скоро, скоро!.. Боже мой, любила ли она его когда-нибудь так, как любит сейчас?

      И вот седьмая: она вошла в палату с крепко закрытыми глазами, как входят в камеру пыток, – вошла, уже готовая к самому страшному.

      – Мама! – резанул ей уши родной мальчишеский голос, и по тому, как он прозвучал – звонко и весело, – она поняла: бояться уже нечего. И тогда она открыла глаза, наполненные самыми светлыми слезами – слезами радости.

      Сережка стоял в углу палаты возле низенькой койки, застланной серым шерстяным одеялом, и еще издали протягивал к ней руки:

      – Мама, иди сюда!..

      Она подбежала к нему:

      – Сереженька! – и прижала к себе его голову.

      Он грубовато высвободился из ее объятий, и по одному этому Ирина Павловна поняла, как он вырос и возмужал за время разлуки. Раньше сам по-мальчишески тянулся к ней, теперь же стыдился, наверное, товарищей по палате, а вдруг подумают: «Сынок-то маменькин…» И даже голос у него изменился: стал глуше и грубее, как у отца.

      – А вот, мама, познакомься. Ко мне пришли.

      Тут только она заметила, что навестила сына не первой. Высокий усатый матрос в не по росту подобранном халате, рукава которого едва достигали локтей, встал перед женщиной, бодро выпятив грудь, и отрапортовал:

      – Боцман торпедного катера Тарас Непомнящий. Заявился, значит, к сынку вашему.

      – Спасибо, – она пожала ему руку. – Вы, наверное, очень дружны с Сережей?

      Боцман ласково потрепал юношу по плечу, но при этом так сильно, что тот даже закачался.

      – Так ваш сынок, – сказал старшина, – почти, можно сказать, от «кондрашки» меня спас. Он парень что надо.

      Ирина Павловна в недоумении перевела взгляд с одного на другого: «Как мог Сережка спасти такого детину?»

      А боцман продолжал:

      – О вашем сынке уже на всей бригаде катеров знают. Даже контр-адмирал Сайманов