Две Дианы. Александр Дюма

ошибся! Вы спасены! Вы будете жить, и мне не понадобится нарушить клятву!

      Бедная кормилица обезумела от радости. Но Габриэль, по счастью, не понял ее последних слов. Он только сказал с горькой усмешкой:

      – Да, я спасен, и все же, бедная моя Алоиза, жить я не буду.

      – Как же так, монсеньор? – вздрогнула Алоиза.

      – Тело выдержало удар мужественно, – продолжал Габриэль, – но душа, Алоиза, душа… Ты думаешь, она ранена не смертельно? Я, конечно, оправлюсь от этой долгой болезни… Но на границе, по счастью, идут бои, я – капитан гвардии, и мое место там, где сражаются. Едва я смогу сесть на коня, я поеду туда, где мое место. И в первом же сражении сделаю так, что сражаться мне больше не придется.

      – Вы подставите грудь под пули? Господи! Но почему же, монсеньор, почему?

      – Почему? Потому, что госпожа де Пуатье не сказала мне ничего, Алоиза; потому что Диана, быть может, моя сестра, и я люблю Диану! И еще потому, что король, быть может, повелел убить моего отца, а покарать короля, не имея улик, я не могу. И если я не могу ни отомстить за отца, ни жениться на своей сестре, тогда что же делать мне на этом свете? Вот почему я хочу покинуть этот мир!

      – Нет, вы его не покинете, монсеньор, – глухо отозвалась Алоиза, скорбная и мрачная. – Вы его не покинете как раз потому, что вам еще предстоит много дел, и дел страшных, ручаюсь вам… Но говорить об этом с вами я буду только тогда, когда вы совершенно выздоровеете и мэтр Нострадамус подтвердит мне, что вы сможете выслушать меня.

      Этот момент наступил во вторник на следующей неделе. Габриэль уже выходил из дому, готовясь к отъезду, и Нострадамус в этот день обещал навестить своего пациента в последний раз.

      Когда в комнате никого не было, Алоиза спросила Габриэля:

      – Монсеньор, вы еще не отказались от своего отчаянного решения, которое приняли? Оно все еще остается в силе?

      – Остается, – кивнул Габриэль.

      – Итак, вы ищете смерти?

      – Ищу.

      – Вы собираетесь умереть потому, что лишены всякой возможности узнать, сестра ли вам госпожа де Кастро?

      – Да.

      – Вы не забыли, что говорила я вам о том пути, который может привести к разгадке этой страшной тайны?

      – Конечно, нет. Ты говорила, что в эту тайну посвящены только двое – Диана де Пуатье и мой отец, граф Монтгомери. Я просил, заклинал госпожу де Валантинуа, я ей угрожал, но ушел от нее в еще большем смятении и отчаянии, чем пришел…

      – Но вы говорили, монсеньор, что, если бы вам понадобилось спуститься в могилу к отцу для разгадки этой тайны, вы бы и туда сошли без страха…

      – Но ведь я даже не знаю, где его могила!

      – И я не знаю, но надо ее искать.

      – А если я и найду ее? – воскликнул Габриэль. – Разве бог сотворит для меня чудо? Мертвые молчат, Алоиза.

      – Мертвые, но не живые.

      – О боже, как тебя понять? – побледнел Габриэль.

      – Понять так, что вы не граф Монтгомери, как вы себя не раз называли в бреду, а только виконт Монтгомери, ибо ваш отец, граф Монтгомери, возможно, еще жив.

      – Земля и небо! Ты знаешь, что он жив?

      – Этого