Квартиранты. Александр Олегович Мендыбаев

надеть себе шорты. Бедняжка, все ноги были в порезах от опасной бритвы. Мы заботились друг о друге. Заботились бескорыстно, по-настоящему. Кема готовила, я выносил мусор. Точнее хватал ведро, подходил к окну, и, задержав дыхание, вытряхивал все прямо на улицу. Часто готовил и я. Любил это дело. Но посуда всегда была на Кеме. Мы убирались вместе, ели вместе. Иногда и спали вместе, заснув на просмотре какого-то фильма. Мы ясно понимали, что ближе друг друга, возможно, никого уже не будет. И каждый по-настоящему переживал, что останется один. О прежней жизни говорили мало. Очень больно было ворошить воспоминания, в которых оставались люди, места, события, которые мы вероятно никогда не увидим.

      И вот теперь Кема лежит, едва дышит и, кажется спит. А всего несколько минут назад я яростно боролся за ее жизнь. Казалось, что она исторгла из себя десятки литров воды. Я продолжал отпаивать ее даже тогда, когда рвать уже было нечем. Дал ей сразу две пачки активированного угля. Ее снова вырвало. Я собрал черные таблетки, с силой запихал ей в рот, заставив запить маленькими глоточками воды. Ее знобило. Волосы были мокрые и сорочка была мокрая. Сорочку пришлось стянуть – не до приличий. Я не стал сушить ей волосы феном – лишь обернул полотенцем, как умел. Уложил на кровать, укрыв легкой простыней. Долго думал, стоит ли поискать марганцовки. Марганцовки не нашел, зато спрятал все лекарства в шкаф, заложив простынями. Вернулся к Кеме. Бледность прошла. Но я не знал, умирает ли она или все с ней в порядке. Порылся в медицинских справочниках. Нашел у Кемы все признаки тяжелого отравления. Потом вспомнил, что с моей мнительностью я вполне найду такие же признаки и у себя. Решил гнать темные мысли прочь. Методы, которые предлагал справочник, нам не подходили. Форсированный диурез, обменное переливание крови, гемосорбция,  плазмаферез, гемодиализ, антидотная терапия. Из всего прочитанного я был знаком лишь с переливанием. И я готов был пожертвовать сколько угодно крови, только бы Кема очнулась, но как это сделать? Я подошел к ней, погладил по руке, спросил тихо:

      – Кема, как ты?

      Она не ответила. Я боялся ее будить. Дыхание было слабым, но ровным, она не металась, пульс не прыгал. Я не знал, плохо ли это или хорошо. Но я не стал ее мучить, вспомнив, что сон и отдых – лучшие лекарства. Чтобы отвлечься, я вернулся к работе, сопоставлял схемы, вспоминал, куда сегодня мы заходили. Понял, что со всей этой суетой носился по комнатам, забыв про очередность. Придется начинать проверку сначала. Я не мог отвлечься от мыслей о Кеме. Понял, что весь день ничего не ел. Скорее от стресса, чем от голода проследовал на кухню. Отрезал ломоть холодного мяса, съел его с горчицей и солью. Выпил кофе, хотя я ненавижу кофе. Внезапно захотелось спать. Кема так и не отвечала, я осторожно похлопал ее по щеке. Она даже не поморщилась. Страх снова сковал меня. А что, если умрет? Я привык к ней за это время. Нуждался в ней. И было очень страшно остаться совсем одному в этом проклятом месте. От этих мыслей голова шла кругом. Я уткнул лицо в ладони,