Миф Атлантиды. Николай Рерих

именно вечером лопнула? Это уже совсем плохо.

      Весь канун сочельника наполнился непонятными и странными делами. Не только нам, но и прислуге, и всем большим стало ясно, что случится страшное что‑то. Даже тетушка Анна Ивановна сказала:

      – Не к добру!

      В буфетной горничная Даша шептала Анисье Петровне, экономке:

      – Дурной шалит! Дай‑ка позову доброго – тот мигом все утишит.

      Но Анисья Петровна предупредила:

      – Не зови! Не поминай! Позвать‑то легко, а поди потом убери его. Так‑то бывало позовешь, придет легко, по первому голосу, а потом уйти не уходит. На уход надо знать тоже крепкое слово.

      Кто он, дурной? Кто он, добрый? Почему кто‑то пришедший не уйдет?

      Все это было особенно; все это было чудесно.

      Говорили мы тихо. Шептали все новые догадки. Новые причины придумывали. Одна другой несбыточней, одна другой красивей.

      Все ужасающие возможности были сказаны. Новый звонок, стук или голос наполняли нас трепетом жутким и небывалым.

      Садились мы близко друг к другу. Верили, любили и трепетали.

      А в постелях, пока не уснули, стало и совсем страшно. И двери в темную комнату стали как‑то приотворяться. И пол скрипел под невидимым шагом. И прохладным вихрем тянуло откуда‑то. У порога стояло настоящее.

      Утром все побледнело. А дядя Миша пришел и стер огневое вечернее слово. Все объяснилось.

      Черный человек оказался новым слесарем и ходил неслышно в калошах. Оказалось, кот улегся на кнопку звонка. В дверной ручке испортилась старая пружина. Белая лошадь ушла с каретного двора, и ее скоро поймали. А мыши пришли снизу после отъезда кондитера.

      За трещину в картине дядя Миша очень сердился и говорил, что уже три года просил на паркет переложить картину, иначе она должна была расколоться. За небрежность к картине дядя Миша даже нашумел.

      От страхов ничего не осталось. Не пришли ни дурной, ни добрый. Все стало обычным и мирным, и скучным.

      После того у нас никогда ничего не бывало. Даже сны прекратились. Знаков особенных нет ни на чем.

      Знамений ждем! Знамений просим!

      1913

      Замки печали

      Идете по замку. Высокая зала. Длинные отсветы окон. Темные скамьи. Кресла.

      Здесь судили и осуждали.

      Еще зала, большая. Камин в величину быка. Колонны резные из дуба.

      Здесь собирались. Решались судить.

      Длинные переходы. Низкие дверки в железных заплатах. Высокий порог

      Здесь вели заподозренных.

      Комната в одно окно. Посередине столб. На столбе железные кольца и темные знаки.

      Здесь пытали огнем.

      Высокая башня. Узкие окна. Узкая дверка. Своды.

      Здесь смотрели врага.

      Помещение для караула. Две старые пушки. Горка ядер. Пять алебард. Ободок барабана.

      Сюда драбанты кого‑то тащили убить.

      Ступеньки вниз. На колоннах своды. У пола железные кольца.

      Здесь были осужденные.

      Подвал. Перекладина в своде. Дверка на озеро. Большой плоский камень.

      Последняя постель