Мимесис в изобразительном искусстве: от греческой классики до французского сюрреализма. М. А. Чернышева

а не самими вещами ‹…› Мы ведь отклоняем не что иное, как почитание образов… и допускаем образы в церквах для напоминания о благих делах и для украшения стен… Греки почитают стены и живописные доски… Правда, некоторые знатоки могут избежать почитания… того, что является образом, и почитать то, что эти образы представляют. тем не менее образы создают для необразованных неприятность, т. к. эти почитают лишь то, что они видят ‹…› [Покажите изображения двух красивых женщин и скажите, что на одном – Дева Мария, а на другом – Венера.] оба… изображения совершенно одинаковы и различаются только благодаря надписи [которую художник по желанию добавил], которая их, однако, не может сделать ни святыми, ни недостойными».[45]

      Как видим, согласно богословам Карла Великого, изображения – это материальные объекты, зависящие от мастерства художника; ничего сверхъестественного нет ни в их происхождении, ни в их воздействии. Но это не является аргументом против изображений божественного – вопреки мнению иконоборцев. Ибо художественные произведения сами по себе не могут быть ни священными, ни святотатственными.

      Тезисы о том, что изображения выполняют напоминающую, поучающую («библия для неграмотных»), а также просто декоративную функции, высказывались и ранее как византийскими, так и западными богословами. Главное, что отличает трактовку образа в «Каролингских книгах» и что звучит с опережающей время новизной и решительностью, это моральный нейтралитет по отношению к изображениям, который был неприемлем как для иконопочитателей, так и для иконоборцев.[46]

      Расколдованные изображения. После окончательного раскола христианской церкви в 1054 г. на Римско-католическую и Православную, в католицизме важным для судьбы искусства документом стал догмат о пресуществлении, принятый в 1215 г. на IV Латеранском соборе. Это догмат о том, что конкретно и телесно Христос присутствует только во время таинства евхаристии в облатке и вине при произнесении священником слов Христа: «приимите, ядите: сие еть тело Мое» (Мт. 26:26). Иным изображениям Христа, даже если они освящены, окончательно отказано в магической способности обеспечивать его реальное присутствие.

      Догмат о пресуществлении с рациональным спокойствием поставил вопрос об изображении божественного вне богословских теорий и споров и отделил изображение от магии, как языческой, так и христианской, признал его самостоятельные и как следствие самозаконные основания.

      Расколдованное изображение не рассталось с задачей показывать священные персонажи и события так, чтобы волновать, воспитывать и возвышать души. Но теперь с этой трудной задачей ему пришлось справляться без помощи магии, только художественными средствами и приемами. Искусство неизбежно должно было осознать и раскрыть свой потенциал, который исконно включал важную миметическую составляющую. К тому же похожие образы, приближенные к природной и человеческой

45

Цит. по: Бельтинг Х. Образ и культ… С. 592–593.

46

Безансон А. Запретный образ… С. 166.