«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники. Владимир Костицын

пешеходы, велосипедисты, автомобилисты. Шикарных машин мало: эти господа уже сбежали; зато выползли все музейные уники,[528] способные еще двигаться.

      Путь к жилищу Тони – долгий, особенно – при нашей нагрузке. Приходим: coup de théâtre,[529] далеко не неожиданный. Камион не прибыл; Марсель бегал и никого не застал; может быть, еще приедет, но вероятия мало. Идти пешком, с ребенком на руках, Тоня не решается. Роли меняются: теперь уже она уговаривает нас остаться и приводит все те же аргументы, которые накануне приводил я, против ухода. Наша решимость, и так слабая, слабеет. Сказывается хроническая нервная усталость предыдущих дней. Мы не можем решиться идти, не можем решиться остаться.

      Пока остаемся на месте, то есть у Тони, чтобы сообразить, отдохнуть и посмотреть, что принесет еще полуденное радио. Оно не приносит ничего, кроме готовности парижского губернатора генерала Hering (Airain,[530] как этот паяц любил себя называть) защищать Париж от дома к дому… Немцы где-то близко и двигаются катастрофически быстро. Ждем четырехчасового радио, потом – шестичасового. Та же неопределенность в известиях и наших решениях. В семь часов вечера решаем направиться, но куда? К дому, к вокзалам, к югу?[531]

      Выйдя от Тони, мы решили прежде всего проверить утверждение Марселя, что от Gare de Vanves[532] идут поезда до Rambouillet.[533] Служащие говорили нам, что поезда идут только до Versailles,[534] а там, как будто, можно ловить поезда на Bretagne; справки же всего лучше получить на Gare Montparnasse.[535] Нечего делать, тащимся в этом направлении. Темнеет. Навстречу нам, к югу, проходят камионы. Читаем: центральный телеграф; телефоны; проходит кар[536] с эвакуированными полицейскими; тянутся тяжелые грузовики со станками. Крапает дождь, сыреет, и все становится мрачно, серо, угрожающе.

      Подходим к Gare Montparnasse. Колоссальная толпа, еле сдерживаемая полицейскими, осаждает все входы. Никто ничего не знает, но все ждут. Какой-то brigadier[537] неуверенно говорит, что ближайший поезд в шесть утра. Однако толпа прибывает и располагается лагерем у вокзала. Лучшей декорации для фильма «Конец мира» или «Нашествие марсиан» не придумаешь. Ждать бессмысленно.

      Усталость решает за нас: идем к дому. У Бельфорского льва[538] смотрим на станцию загородного метро. На всякий случай подходим: загородные поезда еще идут; народу мало; принимаются к регистрации багаж и велосипеды. И тут, вопреки только что принятому решению, вопреки здравому смыслу, вопреки безумной усталости, после долгих колебаний, мы все-таки берем билеты до Saint-Rémy-lès-Chevreuse. Начинается авантюра. Что побудило нас изменить решение? Моя обоснованная тревога за тебя и твоя, тоже обоснованная, за меня.

      Поезд идет медленно и с потушенными огнями; вот Massy-Palaiseau, недавно бомбардировавшееся. К полночи приезжаем в Saint-Rémy: городок прелестный, долина восхитительная, но в этот час под дождем деваться некуда. К счастью, здесь вступает в силу солидарность низших классов.

528

От unique (фр.) – редкий, уникальный.

529

Неожиданный поворот (фр.).

530

Железный (фр.).

531

Запись от 23 июля 1950 г. – Тетрадь IV. С. 103–109.

532

Железнодорожный вокзал Ванв.

533

Рамбуйе – город в 45 км к юго-западу от Парижа.

534

Версаль – город в 19 км к юго-западу от Парижа.

535

Железнодорожный вокзал Монпарнас.

536

От car (фр.) – автобус.

537

бригадир, командир отделения жандармерии (фр.).

538

Памятник, установленный на площади Данфер-Рошро в Париже в память о героической обороне Бельфора во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг.