Небесная игрушка. Владимир Вячеславович Микульский

подумал, а затем сказал: – Идет. Только обещайте, что не будете уточнять некоторые детали, которые я намеренно опущу.

      Слушатели согласно закивали головами. И Никодимыч заговорил, иногда медленно подбирая слова, иногда быстро, словно они переполняли его голову и быстрее стремились наружу.

      2.

      – Это случилось… Дай Бог памяти… Когда мы с тобой расстались, Петрович, лет десять назад?

      Никодимыч взглянул на начальника партии. Тот согласно кивнул головой.

      – Ну да, на второй год после этого, – продолжил Никодимыч, – аккурат уже восемь зим проскочило. А помнится все, словно вчера это было… Тот год, вообще, странным был, запоминающимся. В погоде тогда была аномалия – холода рано упали, а снега долго не было. Мороз лютует, а снега все нет и нет. Сколько тогда зверья, а особенно птиц, перемерзло – страсть.

      – В то лето ходил я с одной геологоразведочной партией, большой партией, наподобие, как сейчас. Далеко ходили. Постоянно мелкие отряды в стороны высылались. Работа затянулась надолго. Как раз и пришли эти холода. И вот однажды подходит ко мне начальник партии и говорит, мол, надо помочь, Никодимыч. Я говорю, что всегда готов помочь, как тот пионер, и спрашиваю, что надо сделать. И тут он говорит, словно извиняясь, что надо отправиться с небольшой партией в дальнюю разведку, что людей в лагере осталось до крайности мало и практически больше некого отправить, что, конечно, здесь, в базовом лагере, проку от меня несравненно больше, чем будет там, но деваться некуда. Я не хвастаюсь своей исключительностью. Петрович может подтвердить, нет у меня такой черты в характере…

      Начальник партии согласно кивнул головой.

      – И проку от меня в базовом лагере, действительно, куда больше. Но раз надо, значит, надо, ведь не от хорошей жизни меня в маленькой группе отправляют. А, по большому счету, мне все едино, что в большом коллективе, что в маленьком, я никакой работы не боюсь и много чего делать умею.

      – Ушли мы небольшой группой, всего шесть человек, сотни за три или за четыре, теперь уже не упомню точно, верст к северу. Таежные расстояния известны – здесь и сотня верст за расстояние иногда не считается. Последняя культурная, если можно так выразиться, ночевка перед прибытием на место проходила в одном поселке. Культурная – я имею в виду, на мягкой перине в теплой постели, а не по-походному, в спальном мешке. Довольно большой был поселок, тысячи полторы народа было в нем, никак не меньше, если судить навскидку. Вот там люди и рассказали, что место наших исследований находится за озером… Есть у него и официальное название. Но я буду называть его так, как сказывали местные – Чудь-озеро. А назвали его так то ли за чудный нрав, то ли по другой причине. Чудный нрав – это то, что каждый год у Чудь-озера был другой уровень воды, отличавшийся иногда на десятки метров. Да что каждый год – иногда каждый месяц. Почему так происходило – никто не знал, видимо, руки у ученых не дошли туда к тому времени. Глушь таежная – она глушь и есть. Глубину его никогда не промеряли, но поговаривали, что составляла она не одну