Зачем звезда герою. Приговорённый к подвигу. Николай Гайдук

подставляли.

      А общем, Стародубцев за «три ведёрка водки и полбочонка малосольных огурцов», как сам он шутил позднее, на телегах и на самосвалах привёз капитальные камни для дома.

      А затем – опять же «с помощью водки и огурцов» – фронтовые, от солнцепёка бронзовые братья по оружию за короткое время отгрохали дом, даже не особо напрягаясь, задорно зубоскаля друг над дружкой, весело попискивая пилами, звеня топорами, гвоздя молотками.

      А послевоенную пору совсем другим накалом душа горела в людях – по сравнению с накалом сегодняшним. Каждый мирный денёк воспринимался как божий подарок, и всякая возможность что-то строить, а не разрушать, как недавно было на войне, – это очень дорого ценилось, хотя давалось почти бесплатно. Что он мог им заплатить за эту стройку? Хрен да маленько. Только шапку снять да низко поклониться. Да в любой момент придти на помощь к любому из этих бескорыстных, внешне огрубевших русских мужиков, за время войны будто покрытых зловещей окалиной, но всё же сохранивших свою живую душу – ранимую, жаркую, обострённую на чувство правды, чести и любви. Такую великую душу человек выносит только из кошмарных испытаний, из погибельного адского огня.

2

      Весёлое и щедрое застолье-хлебосолье хозяин сгоношил после окончания строительства. Хотя ещё и мебели-то не было. За тесовым, грубо сколоченным столом восседали на широких сосновых плахах. А вместо электричества в избе горели три латунные гильзы от снарядов советской артиллерии.

      – Солдатеич! – удивился кто-то из гостей, кивая на оригинальные светильники. – Откуда гильзы?

      – Этого добра полно тут, – Стародубцев махнул рукою, – за огородами и по лесам.

      Однополчанин, бывший старшина по фамилии Рукосталь ухмыльнулся.

      – А там случайно нету огурцов? – спросил, намекая на снаряды или мины; так их называли на фронте.

      – Огурцы? – Хозяин благодушно улыбался. – Надо будет посмотреть на грядках.

      Славно тогда посидели они. Попили и попели от души. Поплясали под гармошку и под новенький трофейный патефон. Особенно старались два фронтовика – Стародубцев и Рукосталь. Выкаблучивались напропалую – переплясать хотели один другого. Пыхтели и потели, давая молодецкого лихого дробаря. Свежеструганный пол сотрясался, кое-где принимая в себя отпечатки подков – плахи были ещё не крашены, в золотых узорах годовых колец, блистательно зализанных рубанками.

      Потом боролись на руках – мудрёного словечка «армрестлинг» тогда ещё в обиходе не было. До войны Рукосталь имел стальные руки, а в сорок втором во время рукопашной немец ему откусил указательный палец на правой руке, и она утратила стальную хватку. «Фашисты – людоеды!» – с тех пор говорил Рукосталь. Из-за этого клятого-пятого пальца его хотели отправить в тыл, но старшина спроворился доказать свою боеспособность и не ушёл с передка.

      В борьбе на руках – это было у них ещё с фронта – Рукосталь частенько проигрывал. Сердито сопел, даже злился, не желая смириться с тем, что у этого «старого дуба» в руках гораздо