Полет и капризы гения (сборник). Валентин Пикуль

омута, в который они сами безрассудно кинулись», – говорилось о долгах ростовщикам Марбурга. Корф брякнул в колоколец, вызывая Шумахера:

      – Распорядитесь о переводе денег господину Вольфу, дабы он рассчитался за студентов с марбургскими кредиторами.

      – Да нету в Академии денег, – отвечал Шумахер.

      – Однако вы нашли тысячу рублей, дабы прекрасным фейерверком отметить победы армии графа Миниха над турками…

      Накануне этих грозных и далеких от «остроумия» событий хлопотливая Елизавета-Христина Цильх увидела русского постояльца плачущим. Она поставила кружку с пивом на стол и подошла к нему. Ломоносов смотрел в окно, а там, на фоне черневшего к ночи неба будто гигантский павлин распахнул свой дивный хвост.

      – Ты плачешь? – спросила девушка.

      – Плачу. Смотри сама. Даже сюда, в пределы германского Гессена, дошло мое родное северное сияние, по-латыни всеми учеными людьми прозываемое «Аврора Бореалис»…

      Фрейлен Цильх взялась наводить порядок на его столе, заваленном конспектами лекций и стихами, стихами, стихами…

      Елизавета-Христина показала на одну из строчек:

      – Прочти мне ее по-русски, – попросила она.

      – РВУ ЦВЕТЫ ПОД ОБЛАКАМИ, – отвечал Ломоносов.

      После этих слов он расцеловал дочь пивовара.

      «Более всего, – докладывал Христиан Вольф барону Корфу, – я полагаюсь на успехи г-на Ломоносова… молодой человек преимущественного остроумия… не сомневаюсь, чтобы возвратяся в отечество, не принес пользы, чего (ему) от сердца и желаю…»

      Заканчивались последние лекции в Марбурге.

      – Скажите, господин тайный советник, – спросил Фиттингоф у Вольфа, – есть ли у блохи кожа?

      – Несомненно, – отвечал Вольф, – но из блошиной шкуры нам не сделать подметок, ибо она слишком нежна и порвется. Потому люди блох не щадят и легко давят между ногтями пальцев.

      – Благодарю, господин советник, – поклонился Фиттингоф…

      В феврале 1739 года студент Михаила Ломоносов женился на прекрасной дочери марбургского пивовара. О том, что он женат, в Петербурге долго не знали, да и сам Ломоносов, по договоренности с женою, скрывал это.

      Вольф считал, что подготовка русских студентов в теории им завершена, теперь они нуждаются в хорошей практике. Барон Корф распорядился: отправить «руссов» в город Фрейберг, саксонскую столицу горного дела, где их ученье продолжит известный берг-физик Генкель. Настал день разлуки. Христиан Вольф сам проводил своих питомцев в дорогу. С бережливостью порядочного немца он выделил каждому по четыре луидора, но только в тот момент, когда они садились в карету. «При этом, – докладывал он Корфу, – особенно Ломоносов, от горя и слез, не мог промолвить ни слова». Наверное, он горевал не только из-за разлуки с Вольфом, но думал о жене, которую оставлял в неизвестности будущего.

      – Прощайте! – И сытые кони сразу взяли в карьер…

      Русские студенты еще находились в пути, а на стенах