Кровь ворона. Александр Прозоров

сделать. Не очень дорогой, но чтобы память добрая осталась.

      – От оно как… – для лучшего мышления Сбыслав хлебнул еще изрядно пива. – Ну, платков, сам понимаешь, у меня нет. Ан колец пара лежит. Балуюсь иногда с желтым металлом, коли работы мало. Дочка, чай растет. Скоро красоты захочется. На, допивай. Сейчас принесу.

      Олег от угощения отказываться не стал, а ухватил крынку за широкое горлышко и привалился спиной к стене. К тому времени, когда глиняная емкость опустела, как раз вернулся хозяин, протянул ведуну небольшой сверток, сам вошел в кузню, чем-то там загремел. Середин развернул тряпицу и восхищенно цокнул языком: это были крупные височные кольца из желтой меди со спиральным рисунком из серебра и небольшим отверстием посередине, в котором покачивались жемчужинки. Похоже, с речным жемчугом в здешних местах проблем не было – пихали его куда только можно.

      – Великолепно! – не стал скрывать впечатления ведун. – Я такой красоты даже на Новгородском торгу не встречал.

      – Да? – высунул голову из-под полога Сбыслав. – Я чеканку мыслил лаком покрыть али эмалью, да зелья нигде узнать не смог. Оттого и решил серебро вбить.

      – Блеск! Так оно даже лучше получилось. Жаль, тебе они самому, наверное, нужны.

      – Моей малой еще десяти весен нет, – засмеялся кузнец. – Я ей еще не одни смастерить успею. Куда краше этих будут. В Рязани буду, еще раз тайну лака ювелирного вызнать попробую.

      – Не пробуй, – покачал головой Середин, сворачивая тряпицу с кольцами. – Сколько хочешь за товар свой изящный?

      – Согласись, сорок белок будет совсем не много.

      – У меня нет беличьих шкурок.

      – Тогда девять кун.

      – И куниц нету. Я же не промысловик, чай сказывал.

      – Чем де тогда платить хочешь?

      – Серебром, Сбыслав. Думаю, ты не считаешь, что серебро хуже мехов?

      Кузнец скользнул беглым взглядом по пальцам гостя, и ведун улыбнулся уголками губ. Большинство обитателей этого мира больше привыкли считать деньгами не содержимое кошелька, а то, что человек носил на себе. Заплатить за покупки кольцом, перстнем, шейной гривной, монетой с монисто или серебряной пластиной с собственного боевого пояса, золотой пуговицей, пряжкой, наконечником шнурка считалось в порядке вещей. Оттого-то и ходили многие разукрашенными, как попугаи, коли казна позволяла. Не красоты ради – а для демонстрации платежеспособности. Ну, и приобрести если чего захочется – капитал всегда при себе. Точнее – на себе. У Олега же сохранились старые привычки: он сунул руку в карман косухи, достал вышитый кисет и подбросил его в ладони, позволив монетам негромко, но весомо звякнуть.

      – Персидское?

      – Новгородское. Чешуя.

      – Ну, – прикинул кузнец, – две чешуйки в чеканку я точно вбил. И металла еще на две потратил. Жемчужины по чешуе, не меньше стоят. Стало быть, шесть…

      – Шесть так шесть… – Поскольку работу Сбыслав почему-то включать в счет не стал, Олег решил не торговаться, развязал кисет и отсчитал монетки. – Спасибо тебе, мастер. Золотые у тебя руки.

      Ведун