Баязет. Том 2. Исторические миниатюры. Валентин Пикуль

полковника Пацевича, спрятал револьвер в карман.

      – Я не откажусь от такого подарка, – сказал он.

      На темном дворе его охватила липкая духота. В полном мраке неожиданно стены цитадели начали светиться бледными отсветами далеких пожаров. Клюгенау поднялся на передний фас, где уже собрались почти все офицеры гарнизона. Отсюда было хорошо видно, как по окраинам города полыхают пожары. Но вскоре были подожжены и ближайшие кварталы – над Баязетом вскинулись огненные языки огня.

      – Что скажете, барон? – спросил его Штоквиц. – Это напоминает мне четвертое действие оперы «Гугеноты»… Мстят, – добавил он. – Мстят, сволочи!

      – Вымещают, – поправил его Потресов. – Бедная та страна, в которой нет законов, а есть только адаты.

      Исмаил-хан Нахичеванский в эту ночь спать не ложился. Штоквиц увидел свет в окне его жилья и вошел не стучась. Подполковник ногою придвинул коменданту стул.

      – Разрешаю, – сказал он.

      Штоквиц сел, отставив ногу, скрестил на груди руки.

      – Дуракам закон не писан, – произнес он.

      – Это верно, – согласился хан, выжидая.

      – Вступление в должность… – начал было капитан.

      – Уже вступил, – заторопился Исмаил-хан.

      – Зависит не от формальностей, – закончил Штоквиц.

      – И я так думаю, – одобрил подполковник.

      – А потому будет лучше…

      – Я теперь спокоен, – кивнул ему хан.

      – Для спокойствия гарнизона…

      – Никого не будить, – догадался хан.

      Штоквиц обалдело посмотрел на хана.

      – Да, – сказал он. – Вы совершенно правы… Впрочем, я понимаю, что разговаривать с вами бесполезно. К сожалению, здесь не клиника, а я – увы! – не профессор Балинский[6].

      Пожелав хану спокойной ночи, комендант ушел в дрянном настроении. «Связать его, что ли? – раздумывал он, шагая по длинным коридорам крепости. – Или просто не обращать на него внимания и делать все по-своему? Далеко не мудрец, а догадался печати захапать…»

      Ему встретился санитар.

      – Господин капитан, его высокоблагородие опамятовались. Просят, если вы не спите, навестить его.

      Штоквиц повернул к госпиталю. Пацевич встретил его слабой виноватой улыбкой, похожей на болезненную гримасу.

      – Вот меня… как, – тихо сказал он. – Я хотел вас видеть, чтобы спросить… что в гарнизоне?

      Штоквиц присел на край койки, повертел в тугом воротнике вспотевшую шею.

      – Все благополучно, Адам Платонович.

      – Вы там… смотрите, – подсказал Пацевич. – Это очень ответственно… Особенно сейчас!

      – Не беспокойтесь, – ответил комендант. – У нашего Исмаил-хана орлиный взор. И он далеко видит!

      – А разве… он разве?

      – Да.

      Пацевич отвернулся к стене.

      – Гоните его в шею, – сказал он. – С хана хватит и милиции. А вам… Мне уже не встать. Берите на себя…

      – Благодарю за доверие, – как следует поразмыслил Штоквиц. – Но я остаюсь комендантом. Только комендантом,

6

И. М. Балинский – известный психиатр.