Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая. Сергей Курган

бывали в Вормсе? – спросила она сдержанно.

      Пожалуй, получилось уж слишком холодно, прямо-таки морозно.

      – От вашего тона может замерзнуть Преисподняя, – ответил он и почему-то расхохотался. На них стали оборачиваться.

      – Извините, – бросил Анин собеседник. – В славном городе Вормсе я бывал. Уж приходилось… – он задумался.

      – Впрочем, – встрепенулся он, – вернемся к нашему другу Леонардо. Так вот, повторю: живопись не была его главным ремеслом. Об этом, между прочим, свидетельствует хотя бы то, что он оставил после себя всего-то какую-нибудь дюжину картин. По крайней мере, если говорить о тех, чья атрибуция достаточно надежна.

      – Атрибуция? – удивленно повторила она незнакомое слово.

      – Да. Этот термин означает «установление авторства». Видите ли, далеко не все картины, приписываемые или приписывавшиеся Леонардо, действительно были созданы им. Им лично. Например, небезызвестная «Мадонна Литта», что хранится в вашем Эрмитаже. Так вот, ее на самом деле написал Джованни-Антонио Больтраффио, один из учеников Леонардо, правда, по рисунку мэтра. Хотя везде написано, что это Леонардо.

      «Мадонна Литта». Эрмитаж, Санкт-Петербург. Худ. приписывается Леонардо да Винчи, но предположительно Дж.-А. Больтраффио.

      – В «нашем» Эрмитаже? А вы разве не русский?

      – Я-то? – он задумался. – Не то чтобы. Я бы сказал, скорее нет, чем да.

      – Но вы говорите по-русски совсем без акцента.

      – А, это конечно. Я вообще к языкам способный. Наследственность, знаете ли.

      – Говорят, у меня тоже есть способности к языкам. От мамы.

      – Ну, у меня от папы. – Он усмехнулся. – А что касается Леонардо, то он в Милане, правда, написал несколько картин, а также оставил после себя «Тайную вечерю». Надеюсь, вы о ней слышали?

      – Я видела ее. Правда, только на репродукциях. Но уж вы-то наверняка видели ее в оригинале, не так ли?

      – Разумеется, – спокойно ответил он, не обращая внимания на вызывающий тон Ани. – И все же, в основном он там занимался совсем другими вещами.

      – Какими?

      – Он работал на войну.

      – То есть?

      – То и есть. Сфорца вел тогда войну с Венецией и тратил 70 процентов бюджета на нее. Для Леонардо это была просто золотая жила. Он огреб с герцога в общей сложности ни много, ни мало – 1000 золотых дукатов. Тогда это были, мягко говоря, очень приличные деньги. Наш гений изобретал для Сфорца военную технику – всякие хитроумные машины, благодаря которым можно было убивать намного больше и намного эффективнее, чем когда бы то ни было прежде. Ни у кого другого, кроме Сфорца, тогда не было под рукой такого хитрого малого, как Леонардо – в изобретении орудий массового убийства он проявил поистине дьявольскую изобретательность. О да – по-настоящему дьявольскую. Уж тут я вас могу заверить…

      Что-то Аню кольнуло при этих словах. Она почувствовала смутное беспокойство.

      – Это что, танки? – спросила она. – Я что-то слышала об этом.

      – Нет, не танки. Танки