Слово и дело. Книга вторая. Мои любезные конфиденты. Том 4. Валентин Пикуль

Волынский напротив Теплова, глянул на ногти свои – крупные, все в ущербинах, как у мужика.

      – В дому Шереметевых, – продолжал с завистью, плохо скрытой, – видел я картину, коя родословное древо изображает. Хочу и себе такую иметь. Мой род, – похвалился Волынский, – гораздо древнее Романовых будет, о чем и хроники ветхие сказывают… Изобрази же предков моих в золоченых яблоках, внутрь которых имена ихние впиши. Дерево же генеалогическое веди вплоть до деток моих… Слышишь ли?

      За стеною были слышны голоса детей, которые пели:

      Запшегайце коней в санки,

      Мы поедем до коханки.

      Запшегайце их в те сиве,

      Мы поедем до щенсливе.

      – Боюсь, – ответил Теплов, – сумею ли угодить вашей персоне высокородной и столь прославленной?

      – А не сумеешь, так я тебя… со свету сживу!

      Плясали и пели за стеной дети кабинет-министра:

      Юж, юж, добраноц,

      Отходим юж на ноц…

      До чего же странный дом на Мойке, близ дворца царицыного! Говорил с хозяином по-русски, сидел на кушетке персидской, а дети пели по-варшавянски. И не забылась Теплову фраза, которую случайно обронил Волынский: «Мой род горазд древнее Романовых будет». Сказано так, что можно сразу под топор ложиться… Гриша мучился не один день: «Сразу донесть? Или чуток погодить? Страшно ведь – не прост он: кабинет-министр, во дворец вхож…»

      Не выдержал и посетил великого инквизитора.

      – Ваше превосходительство, – доложил Ушакову, – страшно мне. Ног под собой не чую от томления, а сказать желаю.

      И сказал, что слышал от Волынского. Андрей Иванович остался невозмутим. Губами пожевал и ответил:

      – Ладно. Бог с тобой. Ступай.

      А в спину ему добавил, словно нож под лопатку всадил:

      – Ты походи еще к министру… послушай, понюхай!

      Начал Гриша рисовать для Волынского большую картину. Примером в работе ему служило иваноникитинское «Древо государства Российского», писанное к коронованию Анны Иоанновны; тут императрица была изображена громадной, а вокруг нее мелюзгою разместились все прочие цари… Иван Никитин ладно разрисовал царицу, да не помогло: выдрали плетьми и сослали! «Как бы и мне не сгинуть», – тревожился Гриша, выводя предков министра в яблоках родословного древа… Заодно с живописью расцветал в Грише еще один могучий талант – фискальный! Такой парнишка никогда не пропадет.

      Глава пятая

      День ото дня не легче! Нежданно-негаданно под самым боком России в разбое и кровожадности вдруг выросла сильная и гигантская империя… Создал ее разбойник – шах Надир!

      Персия раскинула пределы свои по южным окраинам России, всех соседей ужасая, все заполоняя и покоряя. Под саблей Надира оказались в рабстве Армения, Азербайджан, Грузия, Дагестан, Афганистан, уже грабили персы Бухару и Хиву… Весною до Петербурга дошло известие, что Надир вторгся в Индию, предал ее полному разграблению; он вступил в Дели, столицу Великих