Третье пришествие. Ангелы ада. Виктор Точинов

связи? Э-эх, Панов…

      С тяжким вздохом он покачал головой, словно сокрушаясь о моей беспросветной тупости…

      Но тупости не было и в помине, я все сообразил мгновенно. Проклятый обезьян смешал все в кучу намеренно, чтоб продавить свою старую идею – изъять близняшек, запихать в надежно охраняемое место, – и хочет сделать меня (меня!) сторонником своей бредовой придумки…

      Тупости не было. Была злоба – и вырастала стремительно, как шапка пены над пивной кружкой. Я не успел осознать, во что намереваюсь эту злобу претворить и как выместить, – грянул мобильник.

      Сначала у майора. Он молча послушал с застывшим лицом, отключился и произнес с непонятной интонацией:

      – Та-ак-с…

      Тотчас заиграл мой телефон. Звонил Эйнштейн.

      – Пэн, – прокричал босс, – немедленно выезжай!

      – Куда? – возмутился я.

      – На кудыкину гору! В аэропорт! В третьей кассе назовешь свою фамилию, возьмешь билет и загранпаспорт с визой!

      – Зачем??? – Мое возмущение трансформировалось в безмерное удивление.

      – Через час вылетаем в Хармонт! Визор, что ли, не смотришь?

      – А-а-а… э-э-э…

      – Да шучу я… – Эйнштейн резко сменил тон. – Обратно выезжай, в Виварий.

      Его еврейские шуточки когда-нибудь приведут к тяжким телесным повреждениям. Угадайте с трех раз, кто их нанесет?

      – Хотя можешь не приезжать… – Тон Эйнштейна вновь изменился, стал вкрадчивым, иезуитским. – Если тебя не интересует тот факт, что Лоскут схлопнулся и его больше нет, – отдыхай, развлекайся…

      – Еду!

      – Давай, жду… – В трубке запиликал отбой.

      – С Лоскутом проблемы? – догадливо спросил меня Бабуин. – Мне только что доложили. Чудеса крепчают.

      Я застонал в ответ.

      – Собирайтесь, я вас подвезу, – деловито распорядился он.

      Глава 4. Сюрприз на Театральной

      Шли по улице Глинки – от Никольского собора в сторону Театральной площади. Белая ночь сменялась рассветом, солнце стремительно заполняло мертвые улицы. Опять, как и давеча, небо было подозрительно чистым и ясным.

      Южная граница бывшего Лоскутка пролегала по Вознесенскому проспекту. Никольский собор по ту сторону – вместе с его уютным парком – остался во власти прежней Зоны, там хоть сейчас, если пожелаешь, можно было пострелять в «ведьмины гнезда» на березах (ни в коем случае не приближаясь) или полюбоваться «костоломкой», скормив ей пробного кролика (которого мы с собой не имели, недальновидно не взяв с собой зомби, угодивших в плен при штурме Новой Голландии).

      Здесь, на Глинке, Зоны не было. Вообще, совсем, никакой. Ни привычной питерской, ни хармонтской, прорвавшейся сюда невесть как. Это было так странно, что чувство реальности отказывало, приходилось встряхивать цепенеющий разум.

      Вторая группа, ведомая Эйнштейном, двигалась нам навстречу – от Невы, вернее, от площади Труда, северной границы Лоскутка. И они, судя по рапортам, наблюдали то же самое.

      Лоскуток