Эрон. Анатолий Королев

снова начал прицеливаться, на этот раз помогая себе второй рукой. Было видно, что оружие трясется в ладонях.

      – А можно стрелять с колена? – крикнул он.

      – Нет, нет, – вмешался доктор.

      – Помолчи, – подсек Карабан и обратился к Росциусу: – Разрешим?

      – Нет, так они точно пристрелят друг друга.

      – М-да, – Карабан все еще отплевывал слюнявый розовый снег, – стреляй стоя!

      Хмыкнув, Билунов вдруг расстегнул молнию на джинсах.

      – Надеюсь, это не запрещается?

      И стал демонстративно мочиться в сторону пули.

      Тут же грянул выстрел.

      Билунов вскрикнул и упал на колени, обливая мочой брюки.

      Пуля пробила ляжку!

      На выстрел из чащи вылетела сойка и, сделав плавный вираж, снова вонзилась в гробовую еловую тьму. Ее напуганный зигзаг наискосок повис над поляной.

      – Бегом! – Карабан рысью погнал доктора к раненому.

      Подбежав, врач вытащил скальпель и взмахом пьяной руки распорол сырую от крови с мочой левую брючину. На простреленной ляжке вился, впиваясь в мясо, и бил темно-алым хвостом венозный червяк.

      Билунов в испарине стиснул зубы.

      – Навылет! Держи ногу! – и стал накладывать тугую повязку.

      – Можешь стрелять? – орал Карабан, поддерживая ногу.

      – Могу. Тащи пушку.

      Нога упала в снег – Карабан побежал к Пруссакову – вырвал пистолет из мерзлой руки и опрометью назад – понимал, что Филипп вот-вот не сможет стрелять.

      Донесся тревожный стрекот сороки, птицы виселиц, но заточенной тушки в чаще не было видно.

      Доктор влил в горло Филиппа винтовой струйкой коньяк.

      Взяв ПМ левой рукой – Билунов был левша, он оперся правым коленом в снег и, бегло, быстро слабея, мимолетно прицелившись прищуренным глазом, выстрелил.

      Мимо!

      Новая порция снежной пороши ссыпалась с ели, обнажая массивные нависшие лапы в игольчатых ножнах.

      – Хватит! – кричали хором Росциус с Карабаном.

      – Несите в машину! – пузырился слюною доктор.

      Но Билунов велел продолжать пальбу.

      Все пункты картеля были нарушены.

      Карабан, матерясь вполголоса, загнал в пустую обойму новый одиночный патрон и снова побежал унизительной рысцой вдоль дистанции… трактирный половой на ристалище гордости.

      Нетрезвый от страха Илья не мог найти сил, чтобы прицелиться и выстрелил почти наугад.

      – Вот черт! – воскликнул врач. – Попал!

      Зато дятел оборвал ледяной перестук барабана.

      Пуля пробила черную грудь Филиппа повыше правого соска, и на свитерке закипела красная пена. С тяжелым свистом выходил воздух из легкого.

      – Пробил легкое!

      – А! А, а, а, – кричал Филипп сначала громко, затем все глуше оседая голосом в хрип. Его душа очнулась от боли в потном хрипящем теле, рот был полон слюны. Ему чудилось, что его проткнули раскаленным прутом. И смерть была лучше боли.

      Птицы кружком поминок сгрудились над его зимней юностью.

      – Стоять!