Эрагон. Брисингр. Кристофер Паолини

тебя будет куда больше причин жалеть, если Роран погибнет, будучи не в силах как следует управляться со своим молотом. Поищи дополнительную энергию вокруг, тогда избежишь собственного переутомления».

      «Ты же знаешь: я это ненавижу! Меня тошнит даже при мысли об этом».

      «Ничего не поделаешь: твоя жизнь важнее жизни муравья», – возразила Сапфира.

      «Но не с точки зрения муравья».

      «Ну, ты пока еще не муравей, так что не болтай лишнего! Это тебе совершенно не идет».

      Вздохнув, Эрагон опустил свой посох и поманил Рорана к себе:

      – Ладно, я сейчас исцелю эту твою штуку.

      – Ты можешь это сделать?

      – Естественно.

      Лицо Рорана мгновенно вспыхнуло от радостного возбуждения, но потом он заколебался, встревоженно посмотрел на Эрагона и спросил:

      – Прямо сейчас? А разумно ли это?

      – Как говорит Сапфира, лучше уж мне исцелить тебя, пока у меня есть такая возможность и пока твое ранение не стоило тебе жизни и не навлекло на всех нас опасность.

      Роран придвинулся к нему, и Эрагон приложил свою правую ладонь на красный шрам, одновременно расширив свое сознание настолько, что почувствовал разом все души растений и животных, населявших ущелье, исключив, правда, тех, кого счел слишком слабыми и не способными пережить то заклятье, которое собирался применить.

      Затем он принялся выпевать слова древнего языка. Заклятие было длинным и сложным, ибо исцеление подобного шрама требовало гораздо больше сил и времени, чем выращивание кусочка новой кожи. Эрагон полагался на те целебные магические формулы, запоминанию которых посвятил в Эллесмере столько месяцев.

      Серебряная метка на ладони Эрагона, его Гёдвей Игнасия, вспыхнула и засветилась, точно раскаленное добела железо, когда он выпустил магию наружу. Секундой позже он невольно три раза простонал, умирая вместе с двумя маленькими птичками, гнездившимися в ближайшем кусте можжевельника, и змеей, спрятавшейся среди камней. Он видел, что Роран, закинув голову и оскалив зубы, с трудом сдерживает вопль; его терзала страшная боль, ибо плечевые мышцы и сухожилия сами собой задвигались, извиваясь и становясь на место под вздыбленной кожей.

      А затем все кончилось.

      Эрагон судорожно вдохнул воздух и опустил голову на руки, пользуясь этой возможностью, чтобы скрыть залитое слезами лицо. Лишь немного придя в себя, он посмотрел на результаты своих усилий и увидел, что Роран не только легко пожимает плечами, но и запросто может вытянуть руки и покрутить ими в воздухе. Раненое плечо теперь выглядело таким же широким и округлым, как и здоровое – результат многих лет, проведенных за вкапыванием столбов на сторожевых постах, тасканием каменных глыб и забрасыванием вилами на сеновал тюков сена. Невольно Эрагон почувствовал легкий укол зависти. Он, возможно, стал теперь сильнее Рорана, но тело у него далеко не такое красивое и мускулистое, как у брата.

      – Отлично! – улыбнулся Роран. – По-моему, оно теперь совсем, как прежде. А может, и лучше.