Принцесса викингов. Симона Вилар

снова закашлялся, и Эмма с отвращением отвернулась.

      Однако, когда Атли заговорил о том, что Ролло желает, чтобы Эмма с Атли вступили в брак, она заявила, что, как принцесса франков, не вправе распоряжаться собой.

      – Я знаю, – улыбнулся Атли. – Ролло уже отправил гонцов в Париж. Тебе нечего бояться, ибо мой брат обещал герцогу Нейстрийскому, что с твоей головы ни один волос не упадет, если Роберт не предпримет военных действий против норманнов.

      Эмма приглушенно ахнула. Так вот для чего Ролло похитил ее у Роберта! Просто чтобы использовать как залог мира, как трофей, из-за которого можно торговаться с сеньором Парижским.

      – Твой дядя принял это предложение, Эмма, – продолжал Атли, – выдвинув только одно условие: никто не должен знать, что ты из рода франкских правителей. Он уверен, что ты стала наложницей Ролло, и считает это позором для франков. Мой брат не стал разубеждать его, но, по просьбе герцога, объявил здесь всем, что ты – дочь графа Беренгара из Байе. Надеюсь, ты не станешь возбуждать гнев Ролло, утверждая иное. Брат дал герцогу слово, и будет весьма прискорбно, если ты не будешь считаться с его волей.

      «Я все это время только и делала, что шла вразрез с его волей», – подумала Эмма, но что-то подсказывало ей, что дерзкий бродяга, сносивший ее выходки, и гордый правитель, едва удостоивший ее взглядом, – совсем разные люди. Пожалуй, не следует проявлять чрезмерное своеволие. Теперь она лишена главного оружия – уверенности в своей красоте. Та женщина, которая находилась рядом с Ролло, была просто прекрасна, Эмма же чувствовала себя никому не нужной и совершенно несчастной.

      С этого дня она стала покорной пленницей. Атли не слишком докучал ей, и Эмма была признательна ему за это. Младший брат был всегда занят, но вечерами находил время навестить девушку.

      В первые же дни ее пребывания в Руане Ролло, как и обещал, представил ее епископу Франкону. Тот чем-то напомнил Эмме ее наставника отца Радона – такой же рослый, тучный, с темными живыми глазами. Однако если лесной аббат был больше похож на простолюдина, каким и был по рождению, то во Франконе Руанском с первого взгляда угадывался потомок старинного галльского рода – это проявлялось и в манере держаться, и даже в пристрастии к обильным трапезам.

      – Тебе не стоит падать духом, – заявил ей достойный прелат, перебирая аметистовые бусины четок удивительно подвижными и тонкими для его внушительной фигуры пальцами. – Я справлялся о тебе у норманнских братьев. – Так он именовал Ролло и Атли. – Жизни твоей ничего не угрожает. Более того, Роллон обещал франкскому герцогу, что ты будешь жить в обстановке, подобающей твоему происхождению.

      – О да! – усмехнулась Эмма. – А сообщил ли норманн моему сиятельному дядюшке, что желает уложить меня на супружеское ложе к своему хворому братцу?

      Епископ удивленно поднял тонкие подкрашенные брови.

      – А разве ты еще не делишь с ним ложе?

      И, увидев, как возмущенно вспыхнули глаза девушки,