Триумфальная арка. Эрих Мария Ремарк

есть гостиницы, где не особо за этим следят. – Равич плеснул себе в кофе немного коньяку. – «Интернасьональ» – одна из таких гостиниц. Потому я там и живу. Уж не знаю, как хозяйка это устраивает. Должно быть, у нее свои связи. А полиция либо не в курсе, либо ее подмазывают. Как бы там ни было, я уже довольно долго там живу, и никто меня не трогает.

      Вебер откинулся в кресле.

      – Равич, – озадаченно проговорил он, – я этого не знал. Я-то думал, вам только работать запрещено. Но это же чертовски неприятное положение.

      – По сравнению с немецким концлагерем это сущий рай.

      – А полиция? Если она все-таки заявится?

      – Если поймают – две недели тюрьмы и выдворение за границу. Обычно в Швейцарию. Если второй раз попадешься – полгода тюрьмы.

      – Сколько?

      – Полгода, – повторил Равич.

      Вебер смотрел на него во все глаза.

      – Но это же совершенно немыслимо. Это бесчеловечно.

      – Я тоже так думал, пока на себе не испытал.

      – То есть как? Вы хотите сказать, что с вами такое уже случалось?

      – И не раз. Трижды, как и с сотнями других беженцев. Но это на первых порах, по неопытности, когда я еще свято верил в так называемую гуманность. Покуда не отправился в Испанию – туда, кстати, паспорт не требовался – и не получил второй урок практического гуманизма. От немецких и итальянских летчиков. Ну а после, когда снова сюда вернулся, я уже был стреляный воробей.

      Вебер вскочил.

      – Господи, – пробормотал он, что-то подсчитывая в уме. – Но тогда… тогда вы, выходит, больше года ни за что ни про что в тюрьме отсидели?

      – Гораздо меньше. Всего два месяца.

      – Как? Вы же сами сказали: в повторном случае полгода.

      Равич улыбнулся:

      – Когда опыт есть, повторного ареста можно избежать. Допустим, тебя выдворяют под одним именем, а возвращаешься ты под другим. Желательно через другой пограничный пункт. Тогда участь рецидивиста тебе уже не грозит. Поскольку никаких бумаг при нас все равно нету, доказать что-то можно, только если тебя узнают в лицо. Но такое случается редко. Равич – уже третья моя фамилия. Почти два года она служит мне верой и правдой. И пока все гладко. Похоже, везучая. С каждым днем она мне все больше нравится. А свою настоящую я уже почти забыл.

      Вебер затряс головой.

      – И это все за то, что вы не нацист.

      – Конечно. У нацистов бумаги первый сорт. И визы на любой вкус.

      – В хорошем же мире мы живем, нечего сказать. И правительство во всем этом участвует.

      – У правительства несколько миллионов безработных, о которых оно обязано заботиться в первую очередь. И потом – вы думаете, только во Франции так? Всюду одно и то же. – Равич встал. – Всего хорошего, Вебер. Часа через два я еще раз взгляну на девчонку. И ночью зайду.

      Вебер проводил его до двери.

      – Послушайте, Равич, – сказал он. – Заглянули бы как-нибудь вечером к нам. На ужин.

      – Обязательно. – Равич твердо знал, что не придет. – Как-нибудь на днях. До свидания, Вебер.

      – До свидания, Равич. Нет, правда, приходите.

      Равич