Непобежденный. Саймон Скэрроу

меня первым или последним?

      – Оставят тебя напоследок.

      Каратак вздохнул.

      – Жаль. Я надеялся, что меня избавят от необходимости видеть, как мою семью предают смерти. Но, полагаю, твой император намерен причинить мне максимум боли и унижения. В этом он ничем не лучше тех ублюдков с черными сердцами, друидов из секты Темной Луны.

      Катон удивился.

      – Я думал, они тебе союзники?

      – Союзники? Нет, скорее враги моих врагов. Если бы вы не вторглись, мне бы самому пришлось с ними разбираться со временем. Они оказывают нездоровое влияние на некоторые племена. Кровожадные фанатики, больше никто, – вот кто они такие. Малое утешение лишь в том, что Рим отправит их в могилу следом за мной.

      – Надеюсь на это, повелитель, – искренне сказал Катон. Ему самому доводилось сталкиваться с последователями секты, он хорошо знал, какой ужас они наводили на римлян, своих врагов, как и на остальных, кто осмеливался перечить их воле. Хорошо, что Каратак разделяет его чувства по отношению к друидам. Как жаль все-таки.

      Катон наклонился поближе к королю бриттов и заговорил тише:

      – Есть альтернатива тому, чтобы быть казненным, повелитель. Ты можешь избавить свою семью и себя от казни.

      – Правда? И как же это?

      Каратак поднял руки, и железная цепь резко зазвенела.

      – Полагаю, речь не идет о бегстве. Даже если мы освободимся от цепей и выберемся из этих камер, думаю, будет чрезвычайно сложно пробраться незамеченными по улицам Рима.

      – О побеге я не думал.

      – Да? Тогда о чем ты думал, префект?

      – Когда шествие окончится, перед казнью тебя и твою семью приведут к императору, который огласит приговор. И у тебя будет шанс просить его милости, повелитель.

      – Я не стану умолять своего врага пощадить мою жизнь, – ответил Каратак и фыркнул. – Никогда. Не собираюсь бесчестить себя перед твоим императором и твоим народом. Лучше я умру.

      – Тогда ты умрешь. Как умрут и твои братья, жена и дети.

      – Да будет так, – сказал Каратак, яростно глядя на Катона.

      – Но не обязательно, чтобы так случилось. Вы все можете остаться в живых.

      – Если я буду умолять оставить нам жизнь.

      – Это так.

      – А что, если Клавдий все равно прикажет казнить нас? Тогда мы умрем как трусы. Не откажешь же ты мне и моему роду в достойной смерти?

      – В той смерти, которую вам уготовали, нет ничего достойного, – сказал Катон, качая головой. – Это просто смерть. Твоя. Твоей семьи. Но всегда остается шанс жить, если ты им воспользуешься.

      – Умолять о нем, ты хочешь сказать.

      Катон разочарованно вздохнул.

      – Это всего лишь слова, повелитель. Разные слова. У такого человека, как ты, хватит мудрости найти способ обратиться к моему императору, сыграть на его тщеславии и чувстве милосердия. Заставить его уважать тебя. Заставить его понять, что для него больше чести оставить тебя в живых, чем умертвить. Это возможно. Я бы предпочел, чтобы ты в мире провел остаток своих дней, а не был удавлен, будто пес, на потеху черни.

      Искренность