Пока подружка в коме. Дуглас Коупленд

прошла и вовсе серо. Разве что Гамильтон приволок остатки петард с Хэллоуина и довольно вяло взорвал бункер Гитлера. Потом мы еще по пиву выпили да в настольный теннис поиграли. Все.

* * *

      Наступил 1980 год.

      У нас установился своего рода круговорот посещений Карен, Мак-Нилы тоже бывали у нее каждый день. Некоторая заминка случилась только с ее мамой. Миссис Мак-Нил все еще не могла простить Пэмми и Венди те злосчастные пару глотков водки с лимонадом, поэтому девчонкам приходилось по-тихому сваливать из больницы, если в ее окрестностях намечалось появление Лоис. Отец же Карен встал на нашу сторону.

      – Бог ты мой, Лоис! – вновь и вновь повторял он. – Это же дети! Никто не хотел ничего плохого. Пить Карен никто не заставлял, да ведь и не это скорее всего главная причина.

      Миссис Мак-Нил оставалось только заткнуться, когда ее муж говорил:

      – Между прочим, очень даже возможно, что именно твои таблетки загнали ее в это состояние. Так что нечего строить из себя невинную овечку! (Ой, спасибо вам, мистер Мак-Нил.) Судя по всему, она не в тебя пошла – столько лекарств ее организм не выдержал. (Класс!)

      Впрочем, уже после праздников у всех стали находиться причины – вполне убедительные, – чтобы пропустить визит в больницу. А к концу января из постоянных посетителей остались только родители Карен и я. Мистер Мак-Нил ежедневно приезжал к дочери из мастерской и как-то раз искренне признался мне, что вроде даже и не понимает, как это он мог бы взять и не прийти. Только мы двое и навещали ее каждый день.

      – Знаешь, Ричард, – сказал он мне, – мы ведь с ней так ни разу по-настоящему и не поговорили. Представляешь себе? Все работа, работа… Думаешь, что потом успеется. Мне кажется, сейчас я к ней ближе, чем когда-либо, даже ближе, чем в дни ее рождения. Жаль, что она об этом никогда не узнает.

      – Мистер Мак-Нил, когда-нибудь узнает.

      – Что? Да, ты прав. Когда-нибудь.

      В один из февральских дней, когда уже кончились каникулы и вовсю шли занятия, я вернулся из школы и вдруг увидел около дома отцовскую машину. В четыре часа дня, на два часа раньше обычного. Чтобы мой пунктуальнейший отец нарушил привычный распорядок дня, должно было произойти нечто выдающееся – плохое или хорошее. Я вошел в дом через кухню и прислушался. Мама о чем-то говорила по телефону, слышалось шуршание отцовской газеты. Я перешагнул порог гостиной и осторожно поинтересовался:

      – Что-то случилось?

      – Ричард, – голос мамы был предельно мягок и ласков, явно с целью смягчить шок, – Карен беременна.

      Столб пламени, родившись под теменем, пронзил меня сверху донизу. Тело словно покрылось перьями, на лбу будто прорезались рога. Желудок скрутило, ноги окаменели. Предохранялась ли она? Я ведь даже не спросил. Первый выстрел – в яблочко. Сперминатор, блин.

      Отец сказал:

      – Сегодня утром нам позвонили из больницы. Потом мы пообедали вместе с Мак-Нилами.

      Тут в разговор снова вступила мама:

      – Ты только насчет