Цитадель. Арчибальд Кронин

что все это крайне неудачные браки. Но в нынешнем состоянии души этот вывод заставлял его хмуриться. Он хотел представлять себе брак идиллией, да иначе он не мог себе его представлять, когда перед ним витал образ Кристин. Ее глаза, сиявшие перед ним, не допускали никакой другой мысли. И борьба между холодными сомнениями ума и переполнявшей сердце любовью вызывала в нем гнев и растерянность. Уткнув подбородок в грудь, вытянув ноги, он задумчиво смотрел в огонь.

      Так он сидел долго, и мысли его были настолько заняты Кристин, что он вздрогнул, когда сидевшая напротив женщина заговорила с ним.

      Ее занимали вопросы совсем иного свойства.

      – Сюзен наказывала, чтобы ей не давали хлороформа, если это может повредить ребенку. Она страх как хочет этого ребенка, доктор. – Старые глаза вдруг потеплели, и она добавила тише: – Да и все мы так же хотим его.

      Эндрю с трудом стряхнул с себя рассеянность.

      – Наркоз не принесет никакого вреда, – сказал он ласково. – Оба будут живы и здоровы.

      С верхней площадки раздался голос повитухи, звавшей его. Эндрю посмотрел на часы: они показывали половину четвертого. Он встал и пошел в спальню. Пора было приступать к делу.

      Прошел час. Борьба была длительна и жестока. Наконец, когда первые лучи зари скользнули в комнату из-за неровного края шторы, ребенок родился – бездыханным.

      Дрожь ужаса пронизала Эндрю, когда он посмотрел на неподвижное тельце. После всего того, что он обещал родным! Его лицо, разгоряченное от усилий, вдруг похолодело. Он стоял в нерешительности, колеблясь между желанием попробовать оживить новорожденного и необходимостью заняться матерью, которая и сама была в опасном состоянии. Дилемма была так трудна, что он не мог по совести решить ее. Инстинктивно, жестом слепого, передал он ребенка повитухе и занялся Сюзен, которая лежала на боку без сознания, почти без пульса, еще не придя в себя после эфира. Эндрю делал отчаянные усилия, бешено торопился спасти ее.

      В одно мгновение он разбил стеклянную ампулу и впрыснул ей под кожу питуитрин. Затем отбросил шприц и начал приводить в чувство лежавшую неподвижно женщину. Несколько минут прошло в лихорадочных усилиях – и сердце ее забилось сильнее. Эндрю видел, что теперь можно отойти от нее, не опасаясь за ее жизнь. Он резко обернулся. Он был без пиджака, волосы прилипли к мокрому лбу.

      – Где ребенок?

      Повитуха испуганным жестом указала под кровать, куда положила ребенка.

      В одно мгновение Эндрю опустился на колени. Пошарив среди промокших газет под кроватью, он вытащил оттуда ребенка. Это был мальчик, прекрасно сложенный. Вялое, но теплое тельце его было бело и мягко, как сало. Перерезанный впопыхах пупочный канатик висел, как сломанный стебель. Кожа была прелестного оттенка, гладкая и нежная. Головка болталась на тонкой шее. Руки и ноги казались совсем бескостными.

      Не вставая с колен, Эндрю смотрел на ребенка, свирепо хмурясь. Мертвенная белизна могла означать только одно: здесь налицо Asphyxia pallida. И, сверхъестественно