Цитадель. Арчибальд Кронин

Иногда вы ведете себя просто глупо.

      – Это верно, Энни, – согласился он, все еще не оправившись от волнения. – Но я… Теперь, кажется, с глупостями покончено. Послушайте, Энни, голубушка, вы не выгладите мне брюки на завтра, а? Я их вечером, ложась спать, вывешу за дверь.

      На следующий день, по случаю воскресенья, в амбулатории вечернего приема не было, и Эндрю в трепетном волнении явился вечером в дом миссис Герберт, у которой жила Кристин. Было еще слишком рано, и он знал это, но больше не мог ждать ни одной минуты.

      Дверь открыла сама Кристин, приветливая, улыбающаяся.

      Да, она улыбалась, улыбалась ему. А он думал, что противен ей! Он был так взволнован, что едва мог говорить.

      – Сегодня был чудный день, не правда ли? – пробормотал он, следуя за ней в гостиную.

      – Да, чудный, – согласилась Кристин. – И я сегодня совершила основательную прогулку. Зашла дальше Пэнди. Поверите ли, я даже нашла несколько цветков чистотела.

      Они уселись. У нервничавшего Эндрю уже готов был сорваться с языка вопрос, хорошо ли она прогулялась, но он вовремя проглотил эту пустую и банальную фразу.

      – Миссис Уоткинс только что прислала сказать, что они с мужем немного опоздают, – заметила Кристин. – Его зачем-то вызвали в контору. Вы не возражаете против того, чтобы подождать их несколько минут?

      Возражать! Несколько минут! Эндрю готов был громко рассмеяться от счастья. Если бы она только знала, как он томился ожиданием все эти дни и как чудесно быть с ней наедине! Он украдкой оглядел комнату. Гостиная, обставленная собственной мебелью Кристин, не была похожа ни на одну из комнат, в которых ему приходилось бывать в Блэнелли. В ней не было ни плюшевых, ни волосяных кресел, ни аксминстерского ковра, ни единой пестрой атласной подушки, какие украшали гостиную миссис Брамуэлл. Пол был крашеный, навощенный, и только перед открытым камином лежал простой коричневый коврик. Мебель – такая ненавязчивая, что Эндрю не обратил на нее никакого внимания. Посреди стола, накрытого к ужину, стояла обыкновенная белая тарелка, в которой плавали похожие на крошечные кувшинки цветы чистотела, собранные сегодня Кристин. Это было просто и красиво. На подоконнике стоял деревянный ящик из-под пирожных, наполненный землей, из которой пробивались хрупкие зеленые ростки. Над камином висела какая-то весьма оригинальная картина, на которой был изображен всего только деревянный детский стульчик красного цвета, по мнению Эндрю, очень плохо нарисованный.

      Кристин, должно быть, подметила изумление в глазах гостя. Она улыбнулась с заразительной веселостью:

      – Надеюсь, вы не приняли это за подлинник.

      Эндрю в замешательстве не знал, что сказать. Его смущала эта комната, где во всем чувствовалась индивидуальность хозяйки, смущало сознание, что она знает многое, ему недоступное. Но Кристин возбуждала в нем такой интерес, что, забыв о своей неловкости, избежав глупых банальностей вроде замечаний о погоде, он начал расспрашивать о ее жизни.

      Кристин отвечала ему просто.