Дело об убийстве, или Отель «У погибшего альпиниста». Аркадий и Борис Стругацкие

платочек. – А я вынуждена покинуть вас. Боюсь, мой Мозес уже вне себя. – Она послала нам воздушный поцелуй и удалилась.

      – Чертовски завлекательная женщина, – заявил Симонэ. – С ума можно сойти. – Он подцепил кием платочек, погрузил нос в кружева и закатил глаза. – Прелесть!.. У вас, я вижу, тоже без всякого успеха, инспектор?

      – Вы бы побольше путались под ногами, – мрачно сказал я, собирая шары в треугольник. – Кто вас просил торчать здесь, в бильярдной?

      – А зачем вы, голова садовая, повели ее в бильярдную? – резонно возразил Симонэ.

      – Не в номер же к себе мне ее вести… – огрызнулся я.

      – Не умеете – не беритесь, – посоветовал Симонэ. – И поставьте шары ровнее, вы имеете дело с гроссмейстером… Вот так. Что играем? Лондонскую?

      – Нет. Давайте что-нибудь попроще.

      – Попроще так попроще, – согласился Симонэ.

      Он аккуратно положил платочек на подоконник, задержался на секунду, склонив голову и заглядывая сквозь стекло куда-то вбок, потом вернулся к столу.

      – Вы помните, что сделал Ганнибал с римлянами при Каннах? – спросил он.

      – Давайте, давайте, – сказал я. – Начинайте.

      – Сейчас я вам напомню, – пообещал Симонэ. Он элегантнейшим образом покатал кием биток, установил его, прицелился и положил шар. Потом он положил еще шар и при этом разбил пирамиду. Затем, не давая мне времени извлекать его добычу из луз, он закатил подряд еще два шара и наконец скиксовал.

      – Ваше счастье, – сообщил он, меля кий. – Реабилитируйтесь.

      Я пошел вокруг стола, выбирая шар полегче.

      – Глядите-ка, – сказал Симонэ. Он снова стоял у окна и заглядывал куда-то вбок. – Какой-то дурак сидит на крыше… Пардон! Два дурака. Один стоит, я принял его за печную трубу. Положительно, мои лавры не дают кому-то покоя.

      – Это Хинкус, – проворчал я, пристраиваясь поудобнее для удара.

      – Хинкус – это такой маленький и все время брюзжит, – сказал Симонэ. – Ерундовый человечек. Вот Олаф – это да. Если бы вы видели, как он прижал Кайсу – прямо на кухне, среди кипящих кастрюль и скворчащих омлетов… Это истый потомок древних конунгов, вот что я вам скажу, инспектор Глебски.

      Я наконец ударил. И промазал. Совсем несложный шар промазал. Обидно. Я осмотрел конец кия, потрогал накладку.

      – Не разглядывайте, не разглядывайте, – сказал Симонэ, подходя к столу. – Нет у вас никаких оправданий.

      – Что вы собираетесь бить? – спросил я недоуменно, следя за ним.

      – От двух бортов в середину, – с невинным видом сообщил он.

      Я застонал и пошел к окну, чтобы не видеть этого. Симонэ ударил. Потом еще раз ударил. Хлестко, с треском, с лязгом. Потом еще раз ударил и сказал:

      – Пардон. Действуйте, инспектор.

      Тень сидящего человека запрокинула голову и подняла руку с бутылкой. Я понял, что это Хинкус. Сейчас отхлебнет как следует и передаст бутылку стоящему. А кто это, собственно, стоит?..

      – Вы будете бить или нет? – спросил Симонэ. – Что там такое?

      – Хинкус надирается, –