Где революция?. Зинаида Гиппиус

революцию, должны также принимать и торжество большевиков».

      «Февральской революции, по г. Ландау, совершенно не было; то, что было – было, в сущности, началом революции октябрьской. Жажда мира, – мира во что бы то ни стало – вот источник смуты, происшедшей в феврале-марте 17-го года. И мобилизованный народ, измученный „неудачной, непосильной войной“, произведя эту смуту, не мог остановиться, не получив мира, естественно, должен был пойти дальше, за теми, кто этот мир ему обещал немедленно. Если так, то выходит, конечно, что безумны и тщетны были бы попытки политических партий задержать октябрь; роковым образом все не большевики должны были быть сметены потоком, как щепки».

      Г. Ландау, доказывая свои положения, рисует нам так довоенное положение России: после революции 1905 года Россия проходила период успокоения, умиротворения; начинался понемногу некоторый расцвет. Во всяком случае, ни о каких революционных настроениях не было речи, идейное движение в этом смысле затихло, даже совсем затихло. Г. Ландау, в подтверждение этого, указывает на полную неожиданность февральской революции-смуты, на ее как бы безыдейность, на отсутствие в ней обычных лозунгов, – на неподготовленность политических вождей, – все это не в пример революции 1905 г., которую г. Ландау считает революцией настоящей. Не смутой, а революцией.

      Мне напоминают эти утверждения серьезные разговоры среди интеллигенции в период Временного правительства, задолго до октября. Были видные политические деятели и, главное, видные революционеры, говорившие, приблизительно, следующее: это все революция, – революция предполагает борьбу; у нас же было просто автоматическое падение сгнившего правительства.

      Не совсем, конечно, то говорит г. Ландау. Но от недодуманной мысли о февральской революции как не революции, – недалеко и до выводов г. Ландау. Слабость многих, стоявших у власти в период от февраля до октября – не шла ли она и от мысли: все равно мы – в роковом кругу, все равно мы – щепки в потоке?

      Итак – не было революции февральской; была смута от «непосильной» для страны войны, смута, которая, под большевиками (неизбежными) превратилась в социалистический опыт. Нужная России революция (если, по мнению г. Ландау, Россия нуждалась в какой-нибудь революции) уже закончилась в 1905 г.

      Здесь я задаю мой первый вопрос. Допустим, – и это верно, – что революция 905 г. была настоящая, шла под нужными политическими лозунгами, имела некоторые определенные цели; я спрашиваю, в котором году и, главное, чем она закончилась? Ввиду какой достигнутой ею революционной цели можно назвать ее удачной, завершившейся?

      На этот вопрос, если мы добросовестно оглянемся назад, можно ответить с полной ясностью: своей первой, прямой цели революция 1905 года не достигла. Поэтому ни в какой мере она не могла и не может быть названа закончившейся. Она была оборвана, пресечена. Ее пытались вогнать в землю – но она осталась висеть в воздухе.

      Манифест 17 октября, ничего не меняя по существу, был лишь знаком некоторого правительственного замешательства по поводу «неслыханной смуты». К счастью для себя, правительство тотчас же от этого замешательства оправилось и очень энергично занялось «искоренением смуты».

      Политический террор послереволюционных годов – вещь естественная и, вероятно, необходимая. Когда революция достигает своих целей, то новая власть должна, заканчивая борьбу, защищать новый, завоеванный революцией, режим.

      Но в России, с 1905 г. вплоть до 1910, было не то: старая, уцелевшая власть защищала себя и старый режим. Действительно «искоренялась смута», или… революция, по г. Ландау.