Стальной конвой. Константин Павлович Бахарев

Орлов. Они пересели из своего «Спальника» в «Чёрный быка» на Чусовской, где поезда останавливались для погрузки двадцати тонн соли.

      Играли в подкидного дурака парами, пили квас на ржаном хлебе, обсуждали последние новости.

      – Вертолёты, оказывается, разобранными везут, – Седых поднял из колоды две шестёрки и подмигнул Манжуре, напарнику. – Пока беспилотниками будем обходиться. Земля не просохла, вертушкам садиться..

      – Ты чего это подмигиваешь? – Юсеф подозрительно взглянул на него. – Ходи давай. Нечестно играть будешь, дурака сразу засчитаем.

      – Что ты, Юсеф, что ты, – старшина сделал удивлённое лицо, прижав карты к груди. – Это инстинктивно глаз дёрнулся.

      Саня Орлов в это время незаметно покачал головой, давая знак, что у него плохая масть и напарнику надо держаться.

      – У картишек нет братишек, – забалагурил Седых, заходя с восьмёрок. – Бери, Юсеф, в хозяйстве пригодятся.

      Партия закончилась разгромом пистолетчиков, в довершение им «повесили погоны». Злой стрелок Орлов принялся тасовать колоду для раздачи.

      – Никола, а чего ты пацифистом таким стал? – Юсеф набулькал себе квасу из эмалированного бидона. – Помню, ты так лихо в прошлом году викингов положил, а сейчас как малахольный. Жалеешь всех, веришь всем. Вот Балагура у тебя рюкзак трофейный взял на вылазку, да так и не вернул. Неужели тебя так эти чуды-юды ударили чем-то?

      Манжура, машинально следивший за раздачей карт, вздохнул.

      – Я не знаю, – он слегка стуканул пальцами по столу. – Мне не хочется никакими убийствами заниматься. Люди, лошади вот, птицы всякие. Все такие хорошие. А рюкзак пусть Балагура таскает. У меня же есть ещё один, выдали перед походом.

      – А зачем ты тогда поехал? – Саня Орлов закончил сдачу. – Ведь без крови всяко не обойдёмся в Сибири. Одни работорговцы чего стоят. Беспощадные парни.

      – Да привык я к вам, – Манжура взял свои карты. – Я как дома себя чувствую. Понимаешь, Саня, я ведь забыл всю свою семью – мать, отца, и кто ещё был, всех забыл. Причём я знаю, что я помнил их, а сейчас как отрезало. Последнее, что помню, это лес, дорога и вот старшина с автоматом. Ну и потом что было. А до этого. До этого ничего в памяти нет. К тому же мне около этих чудов-юдов приятно. А если долго без них, то тревожно становится. Я даже родной язык забыл. Мне психолог сказал, много странностей наблюдается. Я должен волноваться, оттого что родню забыл, язык свой, жизнь свою. А мне наоборот, очень хорошо. Психолог удивлялся, потом вывод сделал, что мой разум так себя сохраняет от каких-то сотрясений, которые, возможно, были. А мне хорошо просто. Мир такой хороший, вы хорошие. Только по ночам иногда негр снится здоровенный с синем халате. Я откуда-то знаю, что это негр, хотя не видел их никогда. Ладно, давайте играть.

      Сыграли ещё с десяток партий, понавешали друг дружке «погонов», пистолетчики принялись уговаривать Манжуру брать у них уроки быстрой стрельбы.

      – Воспитаем из тебя второго Таманцева, скорохвата, – обещал Саня. – Будешь по-македонски,