Гид по «тюряжке легкого режима». Или руководство для тех, кто «сел» по ошибке. Петр Дмитриев

к «баулу» у ЗЭКов не всегда было хорошее. Многие считали, и имели право считать, что если деньги и продукты расходовались не на те нужды, для которых они предназначались, что они и не будут тогда «уделять на общее». Ни у кого не было желания за свой счет кормить наркоманов-крыс и их приближенных. Тем более, что лагерная жизнь и без этого была не очень-то простой.

      Надо отметить, что ситуация с вещевым баулом была гораздо менее напряженная. Ведь в нем хранилась старая поношенная одежда. И ее брали только совсем неимущие ЗЭКи, которых было довольно мало. Воровать из него было по сути нечего. И поэтому у смотряги за него не было никакой ответственности. Да и мусора за него совсем не «крепили». Пару недель даже я был смотрящим за вещевым баулом, после того, как освободился предыдущий сиделец. За время своего управления я провел ревизию всех вещей в бауле (который выглядел как огромных размеров клетчатая пластмассовая сумка для «челноков»), выкинул совсем уже прохудившиеся вещи и разложил остальное по категориям: майки отдельно, свитера отдельно, штаны отдельно, куртки отдельно. Потом я уехал в санаторий (но об этом я расскажу позже) и передал правление Тыржу.

      Занятно, но после моего возвращения из санатория ситуация с общаком* в корне изменилась. И связано это было с тем, что его поставил на личный контроль самый авторитетный сиделец, которого я встречал за время моего срока, – Сорвиголова.

      Сорвиголова был высоким пятидесятилетним дядей среднего телосложения. Внешне он немного напоминал Олега Янковского. Его речь, несмотря на легкую картавость, выдавала в нем до невозможности умного и хитрого человека, весьма эрудированного и образованного. Он никогда не повышал голос, но ему не стоило никакого труда привлечь всеобщее внимание. Когда он говорил, все остальные замолкали. За его плечами было много разных срокóв за разные разбойные деяния. В этот раз он сидел за незаконное ношение оружия и сопротивление при аресте (в колонию-поселение его посадили как первохода*, потому что предыдущие его судимости были к тому времени погашены). На его теле было несколько татуировок, но их было немного и они не бросались в глаза. Он был настоящим представителем воровского мира. Большую часть жизни он провел именно в нем. На воле он был смотрящим за целым городом в московской области. То есть без его ведома в этом городе не происходило ничего незаконного, начиная от мелких краж, сбыта краденного, разбойных нападений и угонов, и кончая подпольным игорным бизнесом, крышеванием и подкупом чиновников и сотрудников различных органов всевозможного калибра. Повидал он всякое, ведь его бурная молодость пришлась как раз на лихие девяностые: участвовал в перестрелках, выезжал на разборки. Одним словом, был «бандито-гангстерито». (Я думаю, ему ничего не стоило отмазаться от этой судимости при его связях и положении. Но, как он сам мне говорил, «порядочному бандиту иногда полезно «присесть»