Девочки мои. Юлия Лавряшина

выходи уж! – сказала Сима резко. – Оставь своего драгоценного «мерина» попастись.

      Окно в светлом «Мерседесе» закрылось, но следом распахнулась дверь, выпустив стройную ножку.

      «Насмотрелись американского дерьма, – отметила Сима мрачно. – Научились выходить красиво. А на то, что Голливуд методично четвертует искусство, всем плевать! Таким, как она, – плевать».

      – Здравствуй, Сима!

      Ангелина только что по струнке перед ней не вытянулась, даже присесть без разрешения не решалась. Короткое узкое платье кремового цвета, «лодочки» ему в тон, узкие, «хищные» солнцезащитные очки, которые Ангелина уже сняла и вертела в руке… Все очень стильно и ей идет. Позволив взгляду медленно проползти снизу вверх, Сима вынужденно признала, что девочка все так же хороша, как и в те дни, когда на нее смотрели из зрительного зала, – изящная, гибкая, да еще и дорого выглядит.

      «Рано продалась, зато за хорошие деньги», – она не произнесла этого вслух. Не требовалось. Ангелина Полтавцева всегда улавливала любую ее мысль. Самая восприимчивая из ее актрис. Самая талантливая. Ее могло ожидать блестящее будущее… Но она захотела все быстро и сразу.

      – Садись. – Сима толкнула ногой стул, Ангелина успела поймать. – Как это ты оказалась среди нас, смертных?

      – Думаешь, я больше не хожу по улицам?

      Едва не поморщившись, Сима в который раз пожалела о том, как сглупила однажды, позволив этой девочке обращаться к ней на «ты». Тогда Ангелина была затюканным чересчур уж религиозными родителями, а еще больше бабушкой, ребенком. Ей необходим был взрослый, которого она приняла бы как родного человека. И Сима от безысходности, одурманенная жаждой вновь обрести все радости материнства, распахнула ей объятья. Ангелина же невероятно быстро расправила свои слабые крылышки…

      – Честно? – Сима поймала лицом новый порыв ветра, чтобы напитаться его куражом. – Я вообще о тебе не думаю. У меня в голове только мой театр, ты же знаешь.

      – Я знаю.

      – Тебя в нем больше нет.

      – Ты же в курсе, Вахтанг поставил условие…

      – Только, ради бога, не надо оправдываться! Ты все это мне уже объясняла…

      – И ты тоже поставила условие… Чтобы я больше никогда не появлялась в театре.

      – Надо было сказать, чтоб ты никогда не показывалась мне на глаза…

      – Но почему? – Ангелина подалась вперед, навалилась заметно увеличившейся грудью на столик. Симе показалось, будто раздался силиконовый скрип.

      – Ты сделала свой выбор. Вот живи теперь и радуйся.

      – Я могла бы уговорить Вахтанга спонсировать…

      Сима резко отодвинула опустевшую чашку:

      – Вот только этого не надо! Я грязных денег не беру.

      – Да что ты? – Ангелина откинулась на спинку стула, мгновенно скопировав ее же манеру язвить. – С каких это пор? Ты же всегда твердила, что ради своего театра на любой компромисс готова пойти!

      «А вот теперь улыбнуться и ответить абсолютно