Акварель. Алексей Вилков

подделкой, некачественной, незамысловатой, убогой. И я не принимала ее, а отторгала, стеснялась и избегала. Иногда Серж пугал меня, отчего казалось, что он готов на многое, а я зашла слишком далеко, так бессовестно окрутив этого мальчика без стеснения, смысла и возможности продолжения отношений. Иногда он самоустранялся и не капал на мозги минут двадцать, пока очередная одержимая волна не накатывала на него, погружая в пучину неудовлетворенной страсти.

      Вместо Сержа появлялась Люси, видя во мне женщину-энциклопедию, с помощью которой можно разгадать самый запутанный вопрос. Люси пользовалась уготованным случаем как бесплатным купоном. Я ощущала себя профессором из академии наук и главой института по соблазнению мужчин и доведения их до полного помешательства. Люси послушно записывала в блокнот мои изречения, в секунду становившиеся крылатыми фразами, растворяясь в народных массах. Несколько вечеров ей удавалось отнять у меня пару часов для решения своих меркантильных проблем. Я не отказывала: во-первых, потому что не хотела обидеть девочку; во-вторых – Люси не мужчина, поэтому никакого презрения и подвоха я не испытывала. Я учила ее жизни, поглядывая сверху вниз с неописуемым превосходством и подчеркнутой субординацией, отчего Люси пищала от восторга.

      – Будем дружить, – наивно уверяла она себя, орудуя столовыми приборами.

      В меню обошлось без артефактов. Те же супы, гарниры, классический жареный поросенок на углях и закопченная курица с оливками. Прослеживался избыток мясных блюд. Видимо, в дикие эпохи любили насыщаться животным белком, дабы набраться сил перед будущими походами. Ни одного интересного блюда я так и не встретила. Византией здесь и не пахло. Я представляла ее другой, более загадочной, с запахом вековой пыли, казематной плесени и отсырелого кирпича.

      Неподалеку от нас сидели уже запомнившиеся туристы с севера: финская семейная пара и, невесть каким образом очутившийся с ними в одной упряжке, бородатый швед. Он неделю ходил по городу в спортивном костюме, словно ища заснеженные склоны и потерянные лыжи. Хотелось послать его в Альпы и уговорить местных гангстеров, коих здесь почти не водилось, засунуть ему одну лыжу в зад для максимального ускорения – так невыносимо он смотрелся в тонах бархатного сезона.

      Финны вели себя достойно и почти не шумели, прикидываясь глухонемыми, чинно проводя отпуск. Глава семьи, высоченный великан, с седой, но пышной, как шапка Мономаха, шевелюрой, несколько раз приглашал нас на совместный ужин, но мы тактично отказывались, ссылаясь на насыщенность культурной программы. Он не обижался, понимая наши заботы, показав великую нордическую самодостаточность. Финн воспитывал славную дочку лет семи от роду, но и она вела себя непривычно скромно: не бегала по коридорам, не распевала наизусть заученный хит последнего триумфатора «Евровидения», звучащий из каждого приемника. Дочка послушно шаталась с мамой, взяв