451 градус по Фаренгейту. Рэй Брэдбери

всем известно.

      – Химический состав крови каждого из нас и процентное соотношение зарегистрированы в общей картотеке там, внизу. Что стоит кому-нибудь взять и настроить память механического пса на тот или другой состав – не полностью, а частично, ну хотя бы на аминокислоты? Этого достаточно, чтобы он сделал то, что сделал сейчас, – он реагировал на меня.

      – Чепуха! – сказал брандмейстер.

      – Он раздражен, но не разъярен окончательно. Кто-то настроил его память ровно настолько, чтобы он рычал, когда я прикасаюсь к нему.

      – Да кому пришло бы в голову это делать? – сказал брандмейстер. – У вас нет здесь врагов, Гай?

      – Насколько мне известно, нет.

      – Завтра механики проверят пса.

      – Это уже не первый раз он рычит на меня, – продолжал Монтэг. – В прошлом месяце было дважды.

      – Завтра все проверим. Бросьте об этом думать.

      Но Монтэг продолжал стоять у люка. Он вдруг вспомнил о вентиляционной решетке в передней своего дома и о том, что было спрятано за ней. А что, если кто-нибудь узнал об этом и «рассказал» псу?..

      Брандмейстер подошел к Монтэгу и вопросительно взглянул на него.

      – Я пытаюсь представить себе, – сказал Монтэг, – о чем думает пес по ночам в своей конуре? Что он правда оживает, когда бросается на человека? Это даже как-то страшно.

      – Он ни о чем не думает, кроме того, что мы в него вложили.

      – Очень жаль, – тихо сказал Монтэг. – Потому что мы вкладываем в него только одно – преследовать, хватать, убивать. Какой позор, что мы ничему другому не можем его научить!

      Брандмейстер Битти презрительно фыркнул:

      – Экий вздор! Наш пес – прекрасный образчик того, что может создать человеческий гений. Усовершенствованное ружье, которое само находит цель и бьет без промаха.

      – Вот именно. И мне, понимаете ли, не хочется стать его очередной жертвой, – сказал Монтэг.

      – Да почему вас это так беспокоит? У вас совесть не чиста, Монтэг?

      Монтэг быстро вскинул глаза на брандмейстера Битти. Тот стоял, не сводя с него пристального взгляда; вдруг губы брандмейстера дрогнули, раздвинулись в широкой улыбке, и он залился тихим, почти беззвучным смехом.

      Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь дней. И каждый день, выходя из дому, он знал, что Кларисса где-то здесь, рядом. Один раз он видел, как она трясла ореховое дерево, в другой раз он видел ее сидящей на лужайке – она вязала синий свитер; три или четыре раза он находил на крыльце своего дома букетик осенних цветов, горсть каштанов в маленьком кулечке, пучок осенних листьев, аккуратно приколотый к листу белой бумаги и прикрепленный кнопкой к входной двери. И каждый вечер Кларисса провожала его до угла. Один день был дождливый, другой ясный, потом очень ветреный, а потом опять тихий и теплый, а после был день жаркий и душный, как будто вернулось лето, и лицо Клариссы покрылось легким загаром.

      – Почему