Воля судьбы (сборник). Михаил Волконский

Александрович просит барона, может ли он войти к нему? – доложил лакей.

      – Просите.

      Итальянец являлся теперь в Проскурове человеком, которого более всех остальных желательно было видеть Эйзенбаху.

      Торичиоли вошел. Карл поднялся ему навстречу и спросил по-немецки:

      – Вы знаете, что случилось?

      Торичиоли владел этим языком довольно свободно.

      – Слышал, – ответил он. – Если бы вы видели, что там происходило! – и итальянец качнул головою в сторону большого дома.

      – А что?

      – На половине княжны. Князь отправился к ней, и была минута, что он в бешенстве чуть не убил ее. Я там был с каплями. Я его удержал прямо за руку.

      – А как же поступить иначе? – спросил он.

      – Она молчит. Села в уголок и застыла, не дрогнет.

      Карл прошелся по комнате.

      – Плохо дело, синьор Торичиоли, – проговорил он.

      – Да, барон, нехорошо.

      – Я думаю, что все кончено. Выхода нет… Нужно уезжать…

      – Значит, все ваши и мои хлопоты пропадут даром? – возразил итальянец.

      – А вам сколько обещано отцом в случае, если свадьба состоится?

      – Пять тысяч единовременно и пенсия от вашего имени, – вздохнув ответил Торичиоли.

      – Вознаграждение хорошее, – улыбнулся Карл. – Ну, теперь придется вам забыть о нем.

      – А разве вы хотите бросить дело? Это – ваше окончательное решение?

      Барон на ходу остановился пред итальянцем:

      – А как же поступить иначе? – спросил он.

      – Нужно поискать сначала какого-нибудь исхода…

      – Ищите! – Карл опять заходил по комнате.

      – Припадок гнева князя пройдет скоро, – начал рассуждать Торичиоли, – тогда он будет к вам опять ласков… Вы не виноваты ни в чем. Нужно победить молодую девушку – вот вся задача.

      – Победить, победить! – процедил сквозь зубы Эйзенбах. – Легко сказать это – победить…

      Нужно было видеть Карла в эту минуту, чтобы судить, каков был этот человек, когда маска добродушия спадала с него. Лицо его резко изменилось, движения были отрывисты, бешенство горело в глазах. Казалось, он готов был на все решиться, чтобы достичь желанной цели.

      – Нужно стараться, – проговорил итальянец.

      Карл нетерпеливо взмахнул руками.

      – Да разве я не старался, разве не делал все, от меня зависящее, в течение этих трех недель?.. Можно провести отца, но чувство девушки не обманешь!

      – Эх, если бы был я свободен действовать! – вздохнул вдруг Торичиоли.

      Видно было, что ему и хотелось, и вместе с тем не хотелось говорить то, что он думал.

      Искра надежды мелькнула в глазах Карла.

      – Вы имеете какой-нибудь план? – живо спросил он. – Слушайте: если княжна будет моею, – кроме пяти тысяч и пенсии, я обещаю вам заемное письмо в пятьдесят тысяч.

      – Пятьдесят тысяч! – повторил Торичиоли. – Пять тысяч и пенсия, заемное письмо в пятьдесят тысяч…

      – Да,