Двенадцать стульев. Полная версия романа.. Илья Ильф

и ревность. Спрыснутые небольшой дозой советской идеологии, романы получили обширный сбыт. С тех пор Шахов стал часто говорить, что его любят студенты. Однако вечно питаться браком и ревностью оказалось затруднительным. Критика зашипела и стала обращать внимание писателя на узость его тем. Шахов испугался. И погрузился в газеты. В страхе он сел было за роман, трактующий о снижении накладных расходов, и даже написал восемьдесят страниц в три дня. Но в развернувшуюся любовную передрягу ответственного работника с тремя дамочками не смог вставить ни одного слова о снижении накладных расходов. Пришлось бросить. Однако восьмидесяти страниц было жалко, и Шахов быстро перешел на проблему растрат. Ответственный работник был обращен в кассира, а дамочки оставлены. Над характером кассира Шахов потрудился и наградил его страстями римского императора Нерона.

      Роман был написан в две недели и через полтора месяца увидел свет.

      Слезши с извозчика у Дома Народов, Шахов любовно ощупал в кармане новенькую книжку и пошел в подъезд. По дороге писатель все время посматривал на задники своих калош – не стерлись ли. Он подошел к клетке лифта и стал ждать. Подняться ему нужно было только на второй этаж, но он берег здоровье, да и лифт в Доме Народов полагался бесплатно.

      Шахов вошел в отдел быта редакции «Станка», в котором часто печатался, и, ни с кем не поздоровавшись, спросил:

      – Платят у вас сегодня? Ну и хорошо. А что, «милостивый государь» еще не растратился?

      «Милостивым государем» в редакции и конторе звали кассира Асокина. С него Шахов писал своего героя, и вся редакция, включая самого кассира, знала это.

      Сотрудники отрицательно замотали головами. Шахов пошел в кассу получать деньги за рассказ.

      – Здравствуй, «милостивый государь», – сказал писатель, – ты, я слышал, деньги даешь сегодня.

      – Даю, Агафон Васильевич.

      Кассир просунул в окошечко ведомость и химический карандаш.

      – Вы, я слышал, произведение новое написали? Ребята рассказывали.

      – Написал.

      – Меня, говорят, описали?

      – Ты там самый главный.

      Кассир обрадовался.

      – Так вы хоть дайте почитать, раз все равно описали.

      Шахов достал свежую книжку и тем же карандашом, которым он расписывался в ведомости, надписал на титульном листе: «Тов. Асокину, дружески. Агафон Шахов».

      – На, читай. Тираж десять тысяч. Вся Россия тебя знать будет.

      Кассир благоговейно принял книгу и положил ее в несгораемый шкаф на пачки червонцев.

      Глава XVIII

      Общежитие имени монаха Бертольда Шварца

      Ипполит Матвеевич и Остап, напирая друг на друга, стояли у открытого окна жесткого вагона и внимательно смотрели на коров, медленно сходивших с насыпи, на хвою, на дощатые дачные платформы.

      Все дорожные анекдоты были уже рассказаны. «Старгородская правда» от вторника прочитана до объявлений и покрыта масляными пятнами. Все цыплята, яйца и маслины были съедены.

      Оставался