Человек по имени Беда. Елена Хаецкая

ж, сам Верховный Жрец, собственно, тоже за этим пришел в рабский квартал. Экономия на всем, выгода себе.

      Выбирал долго, всем даже надоело. Остановился на самом дешевом. Двадцать шесть лет, университет закончил с тройками, морда кислая, двух зубов уже не хватает.

      – Не давался лечить, паскуда, – сказал надсмотрщик с обидой в голосе и замахнулся на раба кнутом.

      Тот поморгал белыми ресницами, поглядел тупо.

      Верховный Жрец просмотрел диплом, сунулся в медицинские справки.

      – Так это что же, братец, вши у него? – сказал он наконец.

      – Ну, – с готовностью согласился надсмотрщик.

      – Почему, в таком случае, в справке написано: «педикулезом не страдает»?

      – Каким еще педикулезом?

      – Вшами, – сквозь зубы, с отвращением пояснил Жрец.

      – А… Так он страдает разве? – Надсмотрщик обернулся к белобрысому программисту. – Страдаешь, рыло?

      Белобрысый угрюмо отмолчался.

      – Не страдает он, – убежденно сказал маленький надсмотрщик.

      – Липа справки-то, – встрял один из рабов, за что получил пинка.

      Белобрысый вдруг испугался. Побелел – на такой-то жаре. Вцепился в рукав надсмотрщиковой тужурки.

      – Вы что – ЕМУ меня продать хотите?

      – Ты знай молчи, – прошипел надсмотрщик. – В богатое учреждение попадешь.

      – В Оракул?

      Аж губы затряслись.

      Надсмотрщик изумленно оглядел белобрысого с ног до головы.

      – Молчи лучше, – повторил он. – Счастье тебе привалило, Беда.

      – Бэда, – поправил программист.

      Надсмотрщик махнул рукой.

      – Один хрен, беда мне с тобой. Кому ты нужен, с твоими тройками да религиозными заморочками…

      – Не продавайте меня в ихний бесовский кабак, – умоляюще сказал программист.

      Надсмотрщик схватил его за волосы и сильно дернул.

      – Я тебе башку оторву, – зашептал он. – Молчи, Беда. Сгниешь ведь в рабских бараках.

      – Лучше уж в бараках сгнить, чем служить Оракулу.

      – Тебя не спрашивают. Раньше думать надо было, когда на тройки учился.

      Верховный Жрец вытащил кошелек, раскрыл его под жадными взглядами рабов и надсмотрщика, отсчитал пятьдесят сиклей. Хрустящими новенькими ассигнациями с изображением башни Этеменанки.

      Купчую писали в той же караулке, под угрюмым взглядом белобрысого программиста. Солдаты привычно подмахнули в графе «подпись свидетелей», шлепнули круглую печать, помахали ею в воздухе, гоняя смрад, – чтобы высохли чернила. И вручили Жрецу.

      После бараков тебе хоть что раем покажется.

      Шли, спотыкаясь, среди столпотворения вавилонской толпы: впереди Верховный Жрец Оракула, за ним белобрысый раб. И на душе у обоих было тошно.

      В самом центре необъятного Вавилона стоит большое здание постройки времен рококо. Когда-то, в незапамятные времена, этот дворец принадлежал вельможе могущественному и богатому. Сюда приходили знаменитые