Взятка. Роман о квадратных метрах. Алексей Колышевский

их жалкого существования здесь, в России. А у меня ничего этого нет. Есть только вот эта машина, которая иногда подкладывает свинью тем, что ломается, когда захочет, и моя комната в родительской квартире. В другой комнате живет моя мама, и у нее болят ноги. И голова у нее тоже болит. А папа живет где-то в другом месте, я и не знаю в каком. Я его не видел с шести лет. Почему-то мне кажется, что он помер. Не знаю почему, просто я это чувствую и все тут.

      Все, на что хватило маминых скромных возможностей, – это отправить меня в строительный техникум, который я закончил перед самой армией. В армии я два года прослужил в стройбате и строил всякую хрень: в основном генеральские дачи и овощные хранилища. Вернувшись из армии, рекрутировался в контору, которая строит загородные дома. Вот поэтому я здесь, на этом стылом поле, и должность моя называется заковыристым словом «супервайзер». Это официально. А сам себя я называю «надсмотрщик за рабами». Мне двадцать три года, и я всего хочу, но почти ничего не могу, ибо я нищ и гол. Положено говорить «гол, как сокол», но я всегда недоумеваю, при чем тут сокол и как он может быть голым, ведь у него есть перья, он же не щипаная курица глубокой заморозки, которую мама ранним утром извлекла из холодильника. Значит, на ужин будет куриный суп и еще что-нибудь куриное. Горячий ужин… Поскорей бы!

      – Эй, вы! Кончай работу! – Я вылез из машины, сделал несколько шагов, и в рот мне тут же попала чертова пыль вперемешку со снегом. Я закашлялся, машинально выматерился. Мат является основным компонентом лексикона строителей. Он для нас что-то вроде цемента, который связывает между собой кирпичи всех прочих слов.

      Траншея была готова наполовину. Узбеки, не ожидая повторной команды, побросали лопаты и молча побрели к своему вагончику. Завтра они начнут в семь утра, на рассвете. Я приеду сюда в восемь. И так каждый день.

      Я собрался было уезжать, но меня окликнул чей-то грубый, осипший голос:

      – Шеф! (Так они называли меня) Эй, шеф!

      – Ну чего тебе? – ответил я, оборачиваясь.

      Один из рабочих: маленького роста, коренастый, с мощной шеей борца и сросшимися густыми бровями на плоском, смуглом лице, стоял неподалеку, не решаясь подойти ближе.

      – Мы ужинать будем.

      – Ну и на здоровье, – буркнул я, и буркнул мой живот, утомленный сухомяткой из придорожного магазинчика. – Ужинайте. Кто вам мешает-то? Сделал дело, так жри смело.

      – Мы это… Я… – Рабочий замялся. – У моего сына сегодня день рожденья. Вот хотели тебя пригласить по-братски.

      Я растерялся. До сего момента я не вступал с ними в неформальные отношения. Они привыкли, что чаще всего я либо чеканю слова, указывая, что именно делать, а иногда и ору, причем матом, но не переходя на личные оскорбления и не употребляя оборота «еб твою мать» (могут убить, бывали случаи, и мне о них известно). Это приглашение меня озадачило. Идти в этот ужасный вагончик?! В этот курятник?! В этот хлев, разделенный хлипкой перегородкой пополам, где в одной половине