Конец советского человека. Анас Самирович Згхиб

все, что идет дальше чистоты, некоторым образом грешно, любой интерес, помимо гигиенического, некоторым образом грешен.

      Когда начал распадаться советский язык телесности и советский язык костюма, возникла сложнейшая ситуация. Он оказался в той новой визуальности, которая как раз установилась на Западе в 1990-е годы. Это была визуальность огромного медийного внимания, новых технических возможностей фото и видео. Бывший советский человек получил сигнал, что он все время на виду и что красота его тела, его внешнее соответствие канону предельно важны для его существования в новом мире.

      В то же время он оказался без соответствующих навыков и без соответствующих ресурсов, и тут речь идет не только и не столько о дефиците, сколько о том, что мало кому было до красоты, когда нечего было есть в начале 1990-х. Мы получили травмированное старое поколение, которое просто не стало входить в этот мир. Мы видим его остатки. Мы получили среднее поколение, пережившее сильнейшую травму, связанную с собственным обликом и телом в 1990-е, и люди до сих пор говорят об этом периоде как об одновременно захватывающем и травматичном. Так говорят про страшный сон, проходящий в бешеном темпе и с некоторым истерическим весельем. И мы получили новое поколение, родившееся в перестройку и после перестройки, которое просто выросло в новых реалиях с новой телесностью и их главный конфликт – это сложности с предыдущими двумя поколениями, с родителями и с дедушками. В результате мы, как всегда, пытаемся разрубить сложный узел, в который завязались культурные традиции, семейные – понятно, что традиции телесности очень связаны с семейной традицией, – и тем новым миром, в котором мы пытаемся жить.

      Что произошло с одеждой?

      Чем сложнее и чем моложе общество – а российское капиталистическое общество очень-очень молодо, – тем большая нагрузка ложится на язык костюма, тем больше люди сообщают о себе и понимают о других при помощи костюма. В некотором смысле решение в ситуации ограниченных ресурсов вкладываться в одежду в этой рамке разумное, человек чувствует, что это – способ говорить о себе и добиваться желаемого.

      Есть множество стратегий, которыми люди стараются переизобрести свой костюм, чтобы он говорил о них адекватным, важным для них языком. В этом смысле рынки в России – уникальное, важнейшее место. Мы помним их роль в 90-х и то, что рынок – это некоторым образом выставка норм, выставка того, что сейчас нормально носить. Потому что люди, которые пытаются одеть себя в новых условиях, как раз и пытаются одеть себя по новой норме. Все, что помогает им понять и нащупать эту норму, – важная и хорошая вещь, даже если вещи могут казаться низкокачественными, даже если для кого-то они не являются примером идеального вкуса.

      Вообще у рынков в широком смысле слова, в капиталистическом смысле слова, есть огромная нормализующая роль. Любой магазин, в который ты приходишь, некоторым образом отвечает тебе на вопрос, что сейчас нормально, что сейчас носят. Если ты хоть сколько-нибудь