Под чужим знаменем. Игорь Болгарин

аккуратно обернутая в газету книга, лежавшая на полу. Он поднял ее, послюнявив палец, перевернул первую страницу и, медленно шевеля губами, прочитал по слогам:

      – «Ка-пи-тал». Ого! – восторженно удивился он. – Гляди, чего читают!

      – Возьми, – посоветовал Мирон.

      – Зачем? – удивленно взглянул на него Павло.

      – Прочитаешь, будешь по-ученому капитал наживать, – наставительно произнес Мирон.

      Павло по-хозяйски сунул книгу в торбу и пошел дальше.

      Мирону же что-то почудилось, легкий какой-то шорох наверху. Он встал на лавку, затем на столик. Потянулся к самой верхней полке. И уперся глазами в черный ствол нагана, который направил на него Кольцов.

      Павло, вышагивая по вагону, обернулся, издали полюбопытствовал:

      – Ну что, есть там кто?

      – Н-никого, – выдавил из себя Мирон и, повинуясь движению неумолимого зрачка нагана, медленно, как лунатик, сполз вниз. Не оглядываясь, так же медленно и осторожно, словно боясь задеть за что-нибудь хрупкое, вышел в коридор, сделал несколько шагов. Остановился. И вдруг резко рванулся в соседнее купе, выхватил кольт и разрядил всю обойму в верхнюю часть перегородки. Полетели щепки.

      Настороженно прислушался. Тишина.

      – Ты чего? – спросил прибежавший с револьвером в руке Павло.

      – А ну погляди, прикончил я того гада, что наверху? – приказал Мирон.

      Павло боязливо привстал на столик и так же боязливо заглянул на полку – там никого не было. Павло облегченно покачал головой.

      …Юра еле-еле поднялся с насыпи. Болела шея, саднило локти, по всему телу разливалась вязкая, ватная слабость, удушливый комок подступил к горлу. Возле состава суматошно метались бандиты, тащили узлы, чемоданы, по жнивью тряслась тачанка с пулеметом.

      Поравнявшийся с вагоном всадник, бросив поводья на луку седла, с удовольствием разглядывал новенький «трофейный» френч. И вдруг что-то большое, темное пронеслось мимо Юры, обрушилось на всадника. Бандит, выронив френч, полетел на землю. А в седле уже оказался другой человек. Вздыбив коня, повернул его в степь. Лицо всадника на мгновение открылось Юре – он узнал Кольцова.

      Раздались крики, кто-то выстрелил. И еще… Всадник скакал по жнивью. И тут наперерез ему помчалась тачанка.

      Юре было хорошо видно, как здоровенный детина, прильнув к пулемету, долго старательно целился – видимо, никак не мог поймать скачущего всадника в рамку прицела.

      – Живьем его! Живьем его берите! – услышал Юра чей-то хриплый, злорадный крик.

      Резанули очереди – и конь на всем скаку рухнул. Всадник вылетел из седла и кубарем покатился по земле. Затем торопливо вскочил, чтобы бежать. Но к нему со всех сторон уже неслись ангеловцы.

      Глава третья

      Юрина мама умерла тихо, не приходя в сознание.

      Когда ангеловцы умчались в степь, когда их последняя, тяжело груженная награбленным добром бричка скрылась за горизонтом и за ней рассеялось рыжее облако пыли, людей покинуло оцепенение, они задвигались, заговорили, стали выходить из вагонов.

      Вынесли