Яснополянская сюита. Никита Шамордин

на площади Челюскинцев, – и повесила трубку.

      Она! Назначила! Мне! Свидание!

      В шесть часов на площади Челюскинцев она сказала мне:

      – Понимаешь, это невозможно.

      И закурила. Курила она очень изящно, ее длинные тонкие пальцы грациозно держали сигарету так, что казалось, будто она курит сигарету с мундштуком.

      – Но почему? – я был уничтожен, раздавлен, смят.

      – Во-первых, Гарри. Он, конечно, совсем не мой тип мужчины. Но он мой жених, родители уже начали готовиться к свадьбе. Правда, когда я думаю о нем, мне становится противно…

      И Мэкки рассказала, что для секса Гарри возил ее в бордель, с хозяйкой которого он дружил. И пока они занимались сексом в одной из комнат, справа и слева доносились наигранные стоны профессионалок и пыхтенье изменявших женам мужиков.

      – И потом – твоя бывшая. Ты же с ней еще не развелся.

      – А развестись я могу хоть завтра! – пообещал я. – Ты ведь, как пушкинская Маша, не бросишь своего Дубровского ради какого-то дурака?

      – Ты еще не мой Дубровский, – улыбнулась она.

      – Зато ты уже моя Маша, – улыбнулся я в ответ.

      – Посмотрим, – сказала она.

      Природа ответственно готовилась к добротному Новому году. Снег шел стеной, методично засыпая улицы. Снегоуборочная техника не могла выехать из своих гаражей. Дворники начали отмечать праздник еще неделю назад. Город стал зимней сказкой, по которой можно перемещаться только на оленях. Кое-как ходили еще только трамваи. Мы взялись за руки и пошли пешком в сторону ее дома.