Весна. Исаак Дан

аллее. Скачет в воздухе, летит мотылёк. Подёргиваясь, срывается вниз. Отчаянно работая крылышками, поднимается.

      За ним. Направо тропинка, сквозь зелёные ветви. Он над тропой. Вверх-вниз. Скачет. Парит. Скачет вновь. Трепещет, трепещет. Дальше над тропкой. Она золотится, играет. Тень – свет. Свет и тень. Разрисованы полосами.

      По лицу шуршит мягкая ветка. Он рядом, скользит между рук. Сзади слышатся первые ноты. Эти ноты знакомы. От дома звучат еле слышно. Знакомы. Их слышал недавно. Знал название с уст кого-то из взрослых. Еле слышно.

      “Времена года", "Весна". Да точно, вот теперь они громче. Мотылёк убежал – догонять. Он мечется в воздухе. Мечутся зелень, глина, листва. Всё пропитано музыкой. Она оглушительна, от неё всё горит в голове.

      Это он – мотылёк. Он летит. Всё огромно. Огромны цветы и трава. И бесчинствует музыка. Вивальди, Вивальди. Вдаль уносится тропка. Он скользит в пустоте.

      Из плена памяти всегда вытаскивал Джек. Возбуждённо, разгневанно. Держа ошейник в зубах.

      Да, пора. Город зажигал свои фонари, но его жители в страхе оставляли улицы, стремясь укрыться за стенами зданий. И Спирит и Джек наведывались в город.

      Воздух ночи. Уверенные шаги в темноте. Редкие нервные звуки в царящем безмолвии. Джек и Спирит ощущали себя обладателями города. Но бежали случайных встреч. Сторонились даже бездомных собак, поднимавших трусливый лай. Даже света огней. Они любили быть только вдвоём. Вместе с ночью. Свежестью. И свободой.

      Джек никогда не желал возвращаться. Обиженно шёл позади. Спирит ускорял свой шаг. Если прелюдия была удачной, она станет волшебной, когда уступит место сонате.

      Слегка разогрев свое тело, вернуться на кресло. Сложить свои ноги в крест. Опереть поясницу на спинку, вытянутую, как жердь. Ощутить, или поверить, что ощущаешь, змеистый рисунок на спине. Почувствовать, как легонько, едва, качается вершина дома. Еле-еле, как дышит глубоко спящий ребенок. В восторге раскачиваться вместе с ней. Ожидать, как вокруг начнет качаться и кружить Москва, её небо, земля, весь Мир и…

      Размеренный ритм пришёл к Спириту через долгие годы. Пришёл, казалось, навсегда, потому что теперь, как будто, ничего не могло его сбить. И вдруг какая-то мелочь, ворвавшись внезапно, отравила всё.

      Первый раз она была перед ним какие-то секунды. Распущенные русые волосы. Огромные серые глаза. В этих глазах – изумление, ужас, тревога, любопытство, сомнение, боль. Какие-то секунды. С тех пор она была рядом постоянно.

      Сосредоточенный в асанах, способный отрешиться от всего Мира, он, плотно сомкнув веки, видел её, и плавность его отточенных движений нарушалась. Он не рисковал бросить взгляд в окно, чтобы снова не думать только об одном, она живет в этом городе и сейчас где-то в его кутерьме.

      Не мог уснуть оттого, что слышал в своём доме запах её волос. Ворочался, укладывался так и эдак, вставал. Растревоженный Джек рычал и лаял на него. Такого труда стоило забыться. Но не забыть о ней. Давно, давно, давно, очень давно Спирит не ведал, что такое эти жалкие сны, сны других, не знавших странствий, а она